Никки Каллен - Рассказы о Розе. Side A

Позавтракал он в здании университетского вокзала – Университет был отдельным городом внутри города Нотернборо; поэтому у него был свой вокзал – старинный, в мавританском стиле, побеленный, весь в башенках, и множестве огромных стрельчатых окон вдоль перрона – поезд въезжал внутрь, под крышу вокзала, и эти окна тянулись и тянулись, и казалось, будто едешь сквозь какой-то сказочный туннель, что-то из Гарри Поттера; Дэмьен обожал вокзал, иногда просто приходил на него смотреть, когда гулял, и иногда заходил в кафе внутри вокзала, выдержанное в стиле арт-деко: красное дерево, бархат, пейзажи на стенах, диванчики, белый фарфор, старинные студенческие фотографии на стенах; пил кофе, слушая объявления; и сейчас было так же хорошо – только теперь он еще и куда-то едет; он свой, он здесь по праву. Он заказал капучино – Дэмьен обожал капучино, купил роман «Годы капучино» Сью Таунсенд только из-за названия, потом уже докупил остальные дневники Адриана Моула – и горячие вафли с медом – за четыре года горячие вафли в Нотернборо, на треть фламадском, треть французском, треть немецком городе, стали чем-то не просто родным, а топливом; потом стоял на перроне, скучал, строго за всеми этими запрещающими линиями – молочного и красного цвета; и вправду боялся упасть на рельсы; не высоты, а нарочитых киношных опасностей, подстерегавших повсюду – черно-юморных совпадений; это, наверное, всё из-за сериала «Мертвые как я» – они однажды его с Тео посмотрели в режиме нон-стопа за неделю; чуть с ума не сошли; смеялись ужасно; или «Пунктов назначения», которые они тоже однажды посмотрели все за ночь, и тоже смеялись, как обкуренные – от страха; теперь вот Дэмьен иногда, что-то рассматривая опасное, придумывал и моделировал нелепые смерти; и Тео признавался, что тоже. Поезд приходил ровно в шесть; Дэмьен надеялся, что через полчаса кто-нибудь разбудит Тео на мессу; можно сходить и на вечернюю – как брату Розы ему полагается побывать на одной мессе в день – но тогда он проспит всё – и лекцию первую, в восемь пятнадцать, и вторую, – вообще, проспит до обеда; на первую лекцию преподаватели разрешали им приносить кофе, и пахло в лекционной чудесно; по всему периметру парка Университета стояли уличные ларьки, продающие кофе навынос, и с кофе приходили все; и преподаватели тоже… теперь я всё время буду думать о том, что сейчас делает Тео; ну, или первое время… Дэмьен стал думать, кому позвонить из соседей, чтобы разбудил или проверил, проснулся ли Тео. На перроне в такую рань стоял еще старый священник; в самой простой сутане, куртке – английской, для рыбалок, теплой, с огромным стягивающимся капюшоном, с множеством карманов – для бутербродов и наживки; он был такой маленький, уютный, этот священник; он с удовольствием рассматривал Дэмьена.

– Далеко едете? – наконец, не выдержал священник, когда они оказались рядом, прошагиваясь; Дэмьен убрал телефон – всё равно звонить еще было рано.

– До конца.

– О… Далеко. Поспать успеете, – Дэмьен улыбнулся. – Но как-то не в сезон путешествуете. Вы же вроде студент и должны скоро быть на лекциях. Что-то случилось? Можно полюбопытствовать, я же старше Вас. И по чину мне положено за Вас беспокоиться.

– Можно, конечно, – тем более, что Вы не маньяк, Вы мне нравитесь, чуть не сказал Дэмьен, но священник, видимо, понял, обволок его доброжелательностью. – Я уже закончил университет. Я пишу докторскую и вот еду за материалом. Пишу о Соборе.

– Докторскую? Да ну. Невероятно. Я б Вам даже магистра не дал… Сколько Вам лет?

– Девятнадцать.

– Магистр богословия в девятнадцать лет?

– Искусствоведения.

– Потрясающе. И кем будете? Ректором в двадцать пять?

– О, нет, зачем, нынешний ректор всех вполне устраивает. Не знаю, может, библиотекарем, когда вернусь в университет. Я еду стажироваться в библиотеку при Соборе – там скопилось много документов, в том числе и старинных, по Собору, им нужна помощь в систематизации, вот я и вызвался быть сразу и библиотекарем до появления постоянного, и вести исследование. А, может, буду преподавателем, младшим, лекции буду читать, такие, самые ранние, в восемь пятнадцать утра, сразу после завтрака – у нас в семь месса, потом завтрак, и потом сразу лекции, чтоб все опаздывали, прибегали с кофе, с мокрой головой, и потом дремали; такие, замороченные, всё по средним векам и по постмодернизму, а потом принимать экзамены и наслаждаться непреходящей тупостью молодежи…

– Гм… нравится власть над людьми?

– Над умами.

Священник разглядывал Дэмьена до мельчайших подробностей, но не неприятно, а будто соскучился.

– Вы брат Розы?

– Да, – Дэмьен не стал спрашивать, откуда знает этот священник про братьев Розы – они же засекречены вроде, но при этом по Церкви про них только что анекдоты не рассказывают.

– О, – священник улыбнулся еще раз. Он был замечательный-замечательный – веселые морщинки у глаз и губ, карие глаза, очень ясные, и пахло от него гренками и ландышами – вкусным и свежестью; Бильбо Бэггинс до обретения кольца; только трубки ему не хватало. Он протянул руку, вытащил из рукава своей куртки-перины, – отец Уильям Макнейл. Я здесь проездом. Давно хотел посмотреть на Католический университет. Возрождение традиций, антитолерантность, защита христианства и всё такое. А потом еду в отпуск. Буду сидеть в лодке, удить мелочь и читать самые последние детективы.

– Дэмьен Оуэн, я пока без сана, – рука у старого священника была теплая и мягкая, такая надежная, как фланелевая пижама.

– Дэмьен… после фильмов «Знамение» и «Изгоняющий дьявола» детей так просто Дэмьенами не называют. И всё же, надеюсь, что в честь Дамиана де Вёстера?

– Надеюсь, что да, – ответил Дэмьен.

– «Как бы мне хотелось, чтобы меня звали Дэмьен! Это имя священника, который посвятил свою жизнь прокаженным острова Молокай. В конце концов, он сам заболел. Прекрасное имя. Я считаю, что если бы меня звали Дэмьен, я даже согласился бы на фамилию Глютц», – отец Уильям веселился.

Дэмьен покраснел. Он не узнал цитаты.

– Меня так назвала бабушка. Родители погибли, когда мне было восемь дней, и они еще не придумали мне имя, меня еще даже не крестили.

Отец Уильям посмотрел на мальчика внимательнее.

– Кажется, я даже помню… Натаниэль и Розалинда Оуэн. Взрыв в храме Святого Людовика. Я помню каждое имя из списка, так долго мы над ним сидели. А вы знаете, что ван Хельсинг и Каролюс-Дюран познакомились на войне, объявленной после взрыва храма Святого Людовика?

– Войне? – Дэмьена будто подхватило сильным ветром; он не ожидал вдруг по колено провалиться в разговоры о столь далеких и близких событиях.

– Ну, мы называли это тайный крестовый поход… это и был крестовый поход. Самый настоящий Крестовый поход, только не за Граалем, за священной кровью, а просто за кровью – врагов – кровью за кровь, старое-доброе «око за око»… В газетах же ничего не было; это мы умеем. Зачем зря теологически тревожить людей? Впрочем, вы это всё, наверное, знаете… Или я вас растревожил? А хотел пошутить, из зависти. Я бы действительно согласился на фамилию Глютц. Ну, вы не угадали? Это же из «Изгоняющего дьявола», из книжки.