Татьяна Коган - Амнезия души

Лиза сделала глоток кофе:

– Порешаются вопросы, никуда не денутся. Ладно, давай собираться. Джек скоро заканчивает, – Лиза встала из-за стола и направилась в спальню одеваться.

– Признаться, не предполагал, что ты сам пожалуешь, – раздался голос хозяина.

Глеб поднял глаза и улыбнулся, скрывая волнение:

– Ностальгия замучила. Вот и пожаловал.

– Значит, господин Гладко не выдержал давления? – разочарованно протянул Велецкий. – Я надеялся, что он продержится дольше.

– Макс ничего мне не говорил, я сам узнал. Никто не в курсе, что я здесь, – Глеб устало выдохнул.

Последние недели он жил в изматывающей немой пустоте, окружавшей его со всех сторон и проникавшей внутрь. Он что-то делал, о чем-то думал, но ни поступки, ни мысли не цеплялись за сознание, не находили эмоционального отклика. Иногда Глебу казалось, что это вовсе не он существует, дышит, осязает, а кто-то очень похожий на него. Идеальная копия, выполняющая механические действия, но лишенная способности чувствовать. Нечто подобное Глеб уже испытывал, когда умер брат. Тогда пустота граничила с болью. Горе высушивало душу, разрывало изнутри. Теперь не было ни горя, ни отчаяния – жизнь текла своим чередом, и он плыл по течению, не замечая очертания берегов, не ощущая холод потока.

Единственное, что удерживало внимание, – мысли о сыне. Глеб знал, что найдет решение, добьется права видеть ребенка и участвовать в его воспитании. И хотя пока план отсутствовал, Глеб двигался к цели маленькими шажками. Прежде всего подал запрос на восстановление паспорта – с его настоящей фамилией. Кирилл Смирнов не имел никакого отношения к новорожденному. Изучил юридические документы, касающиеся родительских прав, а также проконсультировался с адвокатом. Тот пояснил, что суд не будет рассматривать доказательства якобы совершенного преступления, полученные с нарушением закона. Фактически диктофонная запись беседы, которой угрожала Галя, не имеет юридической силы, ибо была произведена без согласия говоривших и нарушала их право на личную жизнь. Грамотный адвокат легко представит данные доказательства незаконными.

Словом, у Глеба были весомые шансы выйти чистым из воды и получить право совместной опеки над сыном. От активных действий его останавливало только нежелание объявлять войну. Он все еще надеялся договориться с Галей мирным путем. Хотя не имел ни малейшего понятия, как побороть ее враждебность.

С товарищами Глеб не встречался с того дня, когда из Мюнхена вернулся Джек. Пару раз звонил Макс, просил быть осторожнее, но, честно говоря, Глеб не вникал в его невнятную озабоченность. А сегодня неожиданно позвонила Лиза и прояснила ситуацию.

Глеб как раз выходил из бассейна, когда раздался звонок. Подруга говорила быстро и сбивчиво, будто торопилась высказать все, что думает, пока ее не прервали. Глеб слушал молча, изредка задавая уточняющие вопросы, и с каждой минутой становился мрачнее. Значит, Макс решил уберечь его от неприятностей, взваливая на свои плечи весь груз ответственности. Очень на него похоже.

– Я боюсь за Макса. Он упрямый и порой не видит дальше своего носа, – нервно тараторила Лиза. – Сегодня чудом избежал больничной койки. А что, если завтра ему отрежут руки или ноги? Этот неизвестный – он же ненормальный. Я обещала мальчишкам держать язык за зубами, но, Глеб, я считаю, ты имеешь право знать истинное положение дел. Я делюсь с тобой информацией, чтобы мы вместе подумали, что делать дальше. Что ты молчишь, Глеб? Отреагируй как-нибудь!

– Я отреагирую, Лиза, – спокойно ответил он. – Спасибо, что рассказала.

– У тебя есть идеи? – не унималась она. – Что мы предпримем?

– Да, у меня есть идеи, – Глеб помолчал. – Я все улажу.

– Когда будешь улаживать, сохрани в тайне нашу беседу, пожалуйста.

– Не беспокойся.

– Ты уверен? – В ее голосе звучало сомнение. Ей хотелось подробностей.

– Уверен, Лиза. Все будет хорошо, – Глеб положил трубку и какое-то время стоял, анализируя услышанное. Потом двинулся в сторону метро. Приехав домой, переодел футболку, повесил сушиться плавки и полотенце, приготовил нехитрый ужин и долго курил на балконе, глядя на вечерние улицы.

Он отлично знал, что нужно делать. Он должен был сделать это гораздо раньше и не доводить ситуацию до критической отметки. Постоянно что-то его останавливало: нежелание возвращаться в прошлое, банальный страх за собственную жизнь, погруженность в решение других, более важных задач… Какими бы ни являлись причины, Глеб отказывался принимать очевидное: час расплаты рано или поздно наступит. Можно отодвинуть его на день или год, но неминуемое все равно произойдет.

Если совпадения случайны, тогда Глебу удалось столкнуться с удивительным проявлением случая: стать участником изнасилования, встретить жертву спустя семнадцать лет и едва избежать смерти. Сюжет для мыльной оперы, не иначе.

Глеб давно догадывался, что именно муж Ольги преследует их компанию. Супруга устала скрывать тайну своей юности и выдала имена одноклассников, подвергших ее унижению. Сергей Велецкий решил отомстить и преуспел. Оставался лишь один преступник, вышедший сухим из воды.

Существовало только два способа прекратить преследование: открыть друзьям инкогнито врага или самому явиться к тому с повинной. В первом случае пострадают и Сергей и Ольга – в припадке ярости Макс берегов не видит и обрушит гнев на всех без разбору. Во втором случае пострадает только один человек, и вполне заслуженно. Собственную вину Глеб не отрицал. Он не одобрял поведение Велецкого, но понимал его мотивы. Чего скрывать, бараном для заклания становиться не хотелось. Но и позволять друзьям одним отдуваться за содеянное – тоже.

Чем больше Глеб думал, тем глубже погружался в беспросветную апатию. Нелепые флешбэки, возня с самоидентификацией, потуги наладить жизнь, неистребимая надежда на лучшее – как все это осточертело! Хотелось заорать во все горло: «Хватит! Довольно! Я сдаюсь!» Но разве что-то изменится?

Около семи вечера Глеб покинул квартиру, а спустя два часа вышел на остановке у коттеджного поселка. Автобус фыркнул и натужно тронулся с места. Глеб проводил его взглядом и двинулся вперед по улице.

Последний раз он был здесь зимой, тихой морозной ночью. Сугробы сверкали в свете одиноких фонарей, воздух дрожал от свежести. Жизнь казалась такой же чистой и нетронутой, как покрывающий землю снег. Тогда Глеб не знал ни кто он, ни где находится. Испытывал страх перед неизвестностью, не понимал происходящее, но и не тосковал, не раскаивался, не желал иной судьбы. Несколько дней в пустом доме вдали от всего, что когда-то имело значение, оказались самыми счастливыми.