Фазиль Искандер - Детство Чика

– А в чем дело, Чик? В чем? – спросил Бочо, приплясывая от нетерпения.

– Во-первых, собака под землей должна пролежать не меньше ста лет, – строгим голосом сказал Чик, – и, прежде чем играть, надо про себя три раза произнести колдовское слово… А от породы собаки ничего не зависит… Лишь бы она пропрела под землей лет сто.

– Какое слово, Чик, какое? – взмолился Бочо.

Чик сделал многозначительное лицо и кивнул на перекресток.

К ним приближались два брата-близнеца. Всегда серьезные, всегда одинаково одетые, они и в деньги всегда приходили играть вместе. И всегда или оба выигрывали, или оба проигрывали. Так получалось. Если один проигрывает, другой ему дает свои деньги. Иногда один играет, а другой просто смотрит. Если тот, кто играет, проигрывает, второй прерывает игру, отводит его чуть в сторонку, и они начинают шептаться. После этого или второй вступает в игру вместо первого, или первый меняет вид игры. Хоть выигрывают, хоть проигрывают, они всегда оставались серьезными. За все это им дали общее прозвище «Два Брата – Гроб да Лопата».

– Чик, – засипел Бочо вполголоса, – скажи колдовское слово. Лопату я беру на себя.

– Нет, Бочо, – твердо сказал Чик, – завтра все узнаешь, а сегодня я играю один.

Чик взглянул в сторону братьев и хлопнул себя по карману. Братья посмотрели друг на друга, потом взглянули на Чика и разом кивнули.

Они подошли к Чику и вытащили из карманов мелочь. У каждого было почти по рублю. Может создаться ложное впечатление, что у ребят Мухуса было много карманных денег. Нет, конечно. Но если человек приходит играть, значит, он накопил деньги. Только такой милый простак, как Бочо, приходит с двадцатью копейками и канючит, чтобы с ним поиграли. Настоящие игроки копят деньги к игре.

И вот они стали играть. Опять по десять копеек. То один подбрасывает пятак, то другой. И проигрывают, хоть и медленней, чем Славик, но проигрывают.

Вдруг старший близнец отвел в сторону младшего, и они стали шептаться. Пошептались, пошептались и подошли. Шептание кончилось тем, что старший близнец сменил свой пятак на трехкопеечную монету, а младший – на двухкопеечную. Снова стали бросать. Через некоторое время младшему повезло три раза подряд, а старший продолжал проигрывать своей трехкопеечной монетой.

Братья снова отошли, пошептались, пошептались, и старший, взяв все деньги у младшего, стал подкидывать копеечную монету и все проиграл. Все проиграв, они, как обычно, молча повернулись и ушли.

– Чик, – сказал Бочо восторженно, – ты теперь у всех можешь выиграть. Сыграй с этими.

Чик посмотрел на тротуар. Там продолжали ковать деньги тяжелыми царскими пятаками. Все эти ребята были года на три, на четыре старше Чика.

– Налупить могут, – трезво сказал Чик.

– А что же Суслик не приходит? – удивился Бочо.

– Ха, – усмехнулся Чик, – Суслик уже давно забыл про нас. Наверное, бегает по двору в носках. Пойдем погужуемся. Я угощаю!

Чик облапил Бочо одной рукой, как щедрый старший брат, и повел его угощать. Через перекресток на углу под церковной оградой стоял со своим лотком продавец сластей. В десяти шагах от него, возле той же церковной ограды, ютился магазинчик.

Они подошли к лотку. За стеклом лотка, как тропические рыбки в аквариуме, краснели леденцы на палочках. Сверкали козинаки с ядрами орехов, схваченными золотистым медовым лаком. Рубчатые трубки вафель, наполненные легкой пеной крема, призывали похрустеть легкой жизнью.

– Выбирай, Бочо, – махнул Чик рукой на лоток. Бочо сразу ткнул пальцем на леденец-дирижабль. Потом на козинак. Потом вопросительно посмотрел на Чика, и Чик кивнул: мол, выбирай, выбирай.

– И еще две вафли, – сказал Бочо.

– Мне то же самое, – добавил Чик.

– Платить, платить кто будет? – насторожился продавец.

Чик властно звякнул тяжелым карманом. Все обошлось в рубль двадцать копеек.

Они сели на густую травку, росшую у самой стены церковной ограды. Сначала съели вафли, то отсасывая из трубки легкий крем, то сокрушая хрупкую сладость самой трубки. Потом разгрызли козинаки, яростно липнущие к зубам и как бы пытающиеся вырвать их взамен ядрышков орехов, выломанных зубами из хрустящей плитки. А потом, уже спокойно переговариваясь, сосали свои леденцы, вкусно припахивавшие горелым сахаром.

Было приятно помечтать о деньгах, которые они выиграют в ближайшее время. Каждый купит по футбольному мячу. Потом, если дела пойдут хорошо, они купят по велосипеду. А потом, если дела пойдут очень хорошо, они купят весельную лодку на двоих.

– Учти, – предупредил Чик, – Лёсик, Оник, Сонька и Ника будут кататься вместе с нами. Чтобы ты потом не обижался.

– Но ведь Лёсик такой неловкий, – сразу же обиделся Бочо, – он свалится за борт! Кто его будет спасать? Ты?!

– Ничего, – жестко поправил его Чик, – в штиль можно…

– Чик, – взмолился Бочо, – но ведь он даже на ровной земле падает! Свалится за борт и пустит пузыри! Как пить дать, утонет!

Трудно отказать человеку, когда он о чем-нибудь просит таким сиплым голосом старого капитана. Но Чик был тверд.

– Ничего, – жестко отрезал он, – в мертвый штиль можно.

Бочо внимательно посмотрел на Чика, понял, что его не переупрямишь, и успокоился.

– А чего ты только на двух улицах узнал, где зарыты собаки? – спросил он. – Надо узнать на всех.

Чику сейчас, после сладостей, как-то поднадоели зарытые собаки, но уже нельзя было отступать.

– Заработаем на этих собаках, а потом пойдем дальше, – сказал Чик, – ты только приманивай богатых мальчиков.

– Я знаю двоих с моей улицы и одного с Карла Либкнехта, – сказал Бочо. – А где вторая улица с зарытыми собаками?

– Вот эта улица, где мы сидим, – сказал Чик.

– Аж зубы ноют от сладости, – заметил Бочо и отбросил оголенную леденцовую палочку. Дирижабль полностью переместился в живот Бочо.

Чик тоже отбросил свою палочку, хотя и не полностью дососал свой дирижабль.

– Выпьем лимонаду, – сказал Чик, вставая.

Они подошли к магазину и поднялись по деревянным ступенькам к прилавку.

– Бутылку лимонаду, – сказал Чик и положил деньги на прилавок. – Хочешь «Раковые шейки»?

Он обернулся на Бочо. Это были очень вкусные конфеты.

– Неохота, Чик, – мотнул головой Бочо и удивленно посмотрел на Чика. Чик в ответ слегка кивнул головой, давая знать, что он его понимает.

– Мне тоже неохота, – сказал Чик и солидно добавил любимую поговорку мухусчан: – Белый хлеб и то надоедает.

Они уже допивали лимонад, когда возле магазина какой-то мальчик остановил свой велосипед, лихо соскочил на землю и прислонил его к церковной ограде. Мальчик был в новенькой ковбойке и длинных черных брюках. Позвякивая сверкающими зажимами на брючинах, он поднялся к прилавку.