Сергей Минаев - Дyxless 21 века. Селфи

– Это не конец, – шипит он. – Это ничего не изменит. Я вернусь! Я достану тебя! Я тебя уничтожу!

– Время покажет, – качаю головой, – время покажет.

Я разворачиваюсь и иду к двери, которой заканчивается коридор. Он колотит руками о решетку и что-то верещит мне в спину. Когда я закрываю за собой дверь, слышится вой. Протяжный звериный вой на одной ноте.

В залитой ярким утренним светом комнате, за круглым столом пять человек. Мой издатель Дима, замглавы канала Никитин с адвокатом и двое силовиков-затейников в больших чинах. У всех красные глаза, как после ночного рейса Париж – Москва, чашка кофе в руке. Никитин и один из силовиков, видимо старший, курят.

– Коллеги, – Никитин обводит собравшихся мутным глазом, – вы хотите сказать, что эта история в таком виде попадет в информационное поле?

– А в каком еще виде она может попасть? – хмыкает старший силовик.

– Вы понимаете, какой общественный резонанс это вызовет? – Никитин сдержанно кашляет в кулак.

– Понимаем, – кивает младший силовик, – поэтому мы вас и пригласили. Давайте вместе подумаем, как с этим работать.

– С этим работать невозможно! – Адвокат поправляет галстук. – В существующей интерпретации. Необходимо срочно ее изменить.

– Это как же? – ехидно ухмыляется старший.

– А почему? – просыпается Дима. – Представляете, какой интерес будет к Богданову весь год! Да какой там год, больше! Писатель, может, ты эту историю опишешь быстро?

– Вряд ли. – Кажется, теперь я уже сплю, и это мне снится.

– А у вашей программы какой рейтинг будет? – не унимается Дима. – Все ведь будут сравнивать эфиры Богданова и двойника! Это же главная тема будет везде. В интернете, в прессе…

– Сравнивать?! Думайте, что говорите! – кривится Никитин. – Это что же получается, канал должен признать, что программу Богданова целый месяц вел неизвестно кто, а мы и не заметили? Вы представляете, какой будет удар по нашей профессиональной репутации?

– Ну вы же в самом деле не заметили, – разводит руками старший, – чего тут такого? Он же действительно одно лицо с Богдановым.

– Я надеюсь, наш разговор останется в рамках этой комнаты. – Никитин встает, и принимается ходить вокруг стола. – Вы ведь понимаете всю степень ответственности? Представьте себе реакцию, а? – Он поднимает палец вверх. – В том числе и на самом верху. Это что же получается: завтра у нас двойник, например, Аллы Борисовны появится, послезавтра двойник министра, а потом двойник, простите, кого? Понимаете, что я имею в виду? Мы и его, как вы выразились, «не заметим»? Вы думайте, что говорите!

– Вообще-то это вы сказали, – осторожно замечает младший силовик.

– Я?! – Никитин переходит на крик. – Вы тут на пару меня разводить, что ли, пытаетесь? Думаете, у меня телефонов ваших старших товарищей нет? Вы ментов своих разводите, а меня не надо! Я занимаюсь государственной информационной безопасностью, между прочим!

– Хорош орать-то, – спокойно замечает старший силовик. – Если б мы тебя, как ты говоришь, разводить пытались, то уже бы развели. Мы, можно сказать, навстречу вам идем, а вы даже предложить ничего не можете.

– Давайте эту до крайней степени непродуктивную полемику прекратим, – вступает адвокат. – Наше предложение: вы берете этого урода-двойника с его настоящими документами и закрываете лет на десять. За наркотики и похищение психиатра. В этом случае единственное, что мы не сможем исправить, – это задержание якобы Богданова с якобы наркотиками. Но тут, полагаю, проблем не будет.

– Это точно, – хмыкаю я.

– Выпустим пресс-релиз о том, что Богданов по рассеянности надел чужой пиджак, ну, что-то в этом роде. Доза была маленькая, отделался административным взысканием. Скандала, конечно, не избежать, но, – он понижает голос, – этот скандал как раз будет способствовать и рейтингу и тиражам. Как вы считаете?

– Нам-то что! С нашей стороны проблем нет, мы ж от его имени чужие книги целый месяц не издавали, – смеется Дима.

– Шуточки у вас, – неодобрительно цокает Никитин. – В общем и целом решение хорошее, правильно, коллеги?

– А кто нам такое решение санкционирует? – Младший силовик смотрит на своего начальника.

– Послушайте, – морщится Никитин, – что вы, в самом деле, как маленький? Думаю, мы с вашим начальством…

На этой фразе я встаю и выхожу из переговорной. Меня никто не окликает, все настолько увлечены беседой, что на мое отсутствие кажется, никто особого внимания не обратит. Как до того не обращали внимания на мое присутствие. Не спрашивали моего мнения и даже не пытались узнать, как я чувствую себя после этой истории.

Из главного действующего лица я быстренько превратился в обездушенный предмет, который, с одной стороны, грозит оставить пятно на репутации, с другой – может кратковременно нехило поднять рейтинги и тиражи.

Я был уверен, что эти милые люди еще через час такой увлекательной торговли подумают: не оставить ли все как есть? Давайте сюда этого вашего Малофеева, не так уж он и плох, в самом деле.

Возможно, кто-то робко и поинтересуется, что в таком случае делать со мной. И руководство канала предложит быстренько сбагрить меня в тюрьму. С наркотой в кармане и несчастным психиатром Львовичем в качестве сообщника – чтобы избежать «удара по репутации». Но в любом случае все это будет уже без меня. Для меня эта история закончилась.

«…принимая во внимание случившееся и реакцию наших телезрителей, руководство канала считает невозможным дальнейшее сотрудничество с Владимиром Богдановым в качестве ведущего социально-политических программ…»

– В общем, позор пьянице и дебоширу! – Макс откладывает газету на край стола, надевает темные очки и подставляет лицо последним солнечным лучам этой осени.

– А чего ты ждал? Признаний канала, что у них целый месяц эфир вел непонятно кто, а потом угодил в ментовку с наркотиками, и контракт с ним пришлось расторгнуть? Тогда выходит, что наркоман – не этот «непонятно кто», а глава канала. Или руководитель программы, или они оба.

– А что значит эта лицемерная концовка «в качестве ведущего социально-политических программ»? То есть вести другие программы они тебе могут доверить?

– Не знаю, про собачек, наверное, можно будет, или про ремонт в квартире.

– Выходит, они себе оставляют «щель в двери», чтобы, допустим, через год сделать тебе предложение вернуться?

– Не смогу, – улыбаюсь через силу. – Я больше никогда не смогу встать на этой площадке перед камерой.

– Почему? Что еще за игривая театральность у нас появилась?

– Хотя бы потому, что точно буду знать: один из тех, кто смотрит эфир, самый внимательный зритель – он .

– Напишешь об этом? – Он делает маленький глоток кофе. – Знаешь, говорят, плохой сон нужно кому-то рассказать, чтобы не сбылся. Расскажи его своим читателям.