Маша Трауб - Чужой ребенок

– Ну, пойдемте выпьем, – опять сдержалась она и устало вытерла майонезной рукой лоб.

Все сели. Лариса рядом с Игорем. Наталья Ивановна притулилась с краю. Разлили вино.

– Ладно, – подняла бокал Лена на правах близкой родственницы, – хорошее дело браком не назовут, как говорится… Для нас это большая неожиданность… Мы думали, Игорь никогда не женится… Даже на Инне не женился, когда Илюшка родился… Но…

Лариса смотрела на неразрезанный, стоящий посередине стола, сиротский торт «Ленинградский» и хотела, чтобы это все закончилось. Прямо сейчас. Ника с новым бойфрендом шушукались и передавали друг другу тарелки с салатами, приволоченными Натальей Ивановной. Игорь смотрел на Лену. Наталья Ивановна смотрела то на дочь, то на свои салаты, которых ей было жалко.

Вино быстро кончилось. Бойфренд Ники сбегал в супермаркет под домом. Салаты тоже кончились. Наталья Ивановна буквально вырвала тарелку из рук Ники и положила ложку Ларисе. Лариса есть не хотела. Игорь сидел мрачный и молчал.

– Мам, а больше ничего поесть нет? – спросила Ника у Лены.

– Сейчас я бутерброды сделаю, – сказала Лена и ушла на кухню.

Наталья Ивановна пошла следом. Лариса тоже потянулась за мамой. Антонина Матвеевна дремала.

Лена взяла батон и со стоном стала резать.

– Давайте я пирожков быстро сготовлю? – предложила Наталья Ивановна.

– Ой, да не надо. Чего возиться-то? Надоела эта готовка.

– Да я сама. Быстренько, – не сдавалась Наталья Ивановна.

– Ничего нет для начинки.

– Варенье или джем есть?

– Варенье есть.

Наталья Ивановна встала лепить пирожки.

Этот процесс Ларису всегда завораживал. Надо было проснуться рано-рано. Мама занимала собой всю кухню, которая становилась белой-белой. Ларисе в детстве нравилось смотреть, как мама постукивает по ситу, просеивая муку, и хлопает в ладоши, чтобы насмешить дочь. Мука разлеталась и превращалась в снег, только мелкий и мягкий. Мама разрешала Ларисе окунуть ладошки в теплую кучку: раз – и руки становились тоже белыми. Как в перчатках.

Со стола убиралось все – сахарница, чайник… Весь стол занимало тесто. Живое и вкусное. Лариса отщипывала кусочек, а потом еще один и еще один, когда мама не видела. Мама раскатывала тесто и брала старую чашку, из которой никто никогда не пил чай. Пирожковая чашка. Мама вырезала чашкой круги. Вырезала и отшвыривала на другой конец стола. Ошметки были похожи на гирлянду. Лариса их собирала и превращала в шарик. Пирожки лепили сидя. На середину стола водружалась большая тарелка с начинкой и двумя маленькими ложечками – маминой и Ларисиной. У мамы пирожки получались ровненькие, с красивым завитком. Она их выкладывала ровными рядками. Сначала на стол насыпала муку, как постель застилала. У Ларисы рядок был кривенький и короткий. А мамин занимал полстола.

У пирожков даже была специальная, особенная прихватка. Большая и смешная – в красных маках. Сожженная на большом пальце. И вкусно пахнущая.

Лариса хватала пирожок и откусывала. Обжигалась начинкой. Выплевывала откусанный кусок на ладошку и дула. Опять откусывала и снова обжигалась.

– А где мои пирожки? – спрашивала она у мамы.

– Вот смотри, какие красивые получились.

Ларисины пирожки пеклись на отдельном противне. Они и вправду почти нисколечко не отличались от маминых. Лариса же не знала, что мама их тихонько подщипывает и подравнивает.

Здесь, на чужой кухне, Наталья Ивановна отчистила от груды посуды угол стола. Лариса видела, что мама хочет протереть стол, но не знает, какую тряпку можно взять.

– Вы идите, я сама, – сказала Наталья Ивановна Лене.

– Хорошо, – обрадовалась та.

Лариса видела, что маме жарко, она волнуется, переживает. Она устало вытирала согнутой кистью, чистой от муки, щеку.

– Мам, ты чего? Все же хорошо, – подошла к ней Лариса.

Наталья Ивановна присела на стул и расплакалась.

– Мам, ну перестань, а то я тоже сейчас плакать начну.

– Сердце болит, – сказана Наталья Ивановна, – уже и таблетку с утра выпила. Колет и колет.

– Ну что ты с пирожками этими затеялась? Кому это надо?

– Небось не ела ничего, – сказала, вытирая слезы, Наталья Ивановна, – хоть пирожка поешь. Ты же любишь…

– Ладно, мам. Поем, не волнуйся. Давай я тебе помогу?

– Нет, иди, иди, – замахала руками Наталья Ивановна, и мука засеребрилась в воздухе. – А что, у Игоря сейчас на работе проблемы?

– С чего ты взяла?

– Ну ладно, нет платья, машины, но в ресторан бы могли сходить.

– Мам, он вообще не хотел отмечать.

– А ты хотела?

– Ну какая разница?

На кухню в этот момент зашла Ника. Племянница была заметно пьяна.

– Ну что, тетя, – обратилась она к Ларисе, – поздравляю. Ты же мне теперь тетка? Молодец, терпеливая. Я бы так не смогла. У Игоря баб много было, чего он вдруг на тебе решил жениться? И тебе – не пойму – зачем это надо? Хотя нет, понимаю. Я тоже замуж иногда хочу. Но редко и недолго.

– Деточка, помолчала бы лучше. Кофейку вон попей, – сказала Наталья Ивановна.

– Я вам не деточка, – сказала племянница.

– Ты мне в дочери годишься…

– А что это тут у вас? Пирожки? Здорово. Ларис, а чего вы в ресторан нас не позвали? Надоело уже дома все отмечать. Чё, денег нет?

– Ник, не твое дело, – сказала Лариса.

Наталья Ивановна достала пирожки из духовки.

– Ой, пирожочки, – обрадовалась Ника. Она взяла тарелку и стала накладывать с противня. – Я возьму побольше, а то мой голодный.

– Положи на место, – сказала Наталья Ивановна, – ты разрешения спросила?

– А вам что, жалко? Вы же их для нас делали, – обиделась Ника.

– Пирожков мне жалко. Я для дочери делала, а не для тебя.

– Не очень-то и хотелось! – Ника швырнула тарелку с пирожками на стол перед Натальей Ивановной. То есть не швырнула. Просто неудачно поставила.

– Ах ты, хамка… – вспыхнула Наталья Ивановна.

– Мам, она не специально, – пыталась успокоить мать Лариса, – не видишь, что ли, она пьяная.

– Я не пьяная, – сказала Ника, – подавитесь своими пирожками.

– Все, я пошла, – сказала Наталья Ивановна, – живи как знаешь. Игорю своему скажи, чтобы не звонил, не приезжал. Никогда у него ничего не попрошу. Даже подыхать буду – не обращусь.

– Мама, при чем тут Игорь?

– При том. Разве ж так можно? Разве это дело? Разве это по-людски? То жил с тобой столько лет – не тужил. Только о себе думал. Думаю, ну хоть поженятся, как положено. И вот на тебе. Свадьба называется. Жрать в доме нечего. И тебя я не пойму. Ты для них кто? Никто. А у меня хоть раз поинтересовалась? Что я думаю? Нет. Ни разу. А мне ведь ножом по сердцу, как ты живешь. Посмотри на себя. Вся серая ходишь.

– Мама… – Лариса заплакала.

– Что – мама? – сказала Наталья Ивановна. – На вот, поешь пирожков, пока горячие. Что останется, с собой забери. На завтра. Разогреешь на сковородке. Этим не оставляй. Сожрут и не подавятся. Что-то сердце болит… Успокойся. Еще успеешь наплакаться. Ладно, я пошла.