Вадим Норд - Ошибка юной Анны

Александру не раз приходилось слышать от знакомых женщин жалобы на то, как их мужья или друзья относятся к детям от прежних партнеров. Все эти жалобы, при огромном разнообразии в деталях, можно было свести к одному – отчимы не понимали своих пасынков, грешили избыточной строгостью, чрезмерной придирчивостью, ревновали, упрекали, даже пытались ставить вопрос «ребром», решай, мол, кто тебе важнее: или я, или ребенок. В большинстве случаев после подобного ультиматума следовал разрыв, но были и исключения из этого правила. Однокурсница Таня Кулагина, оказавшись перед подобным выбором, предпочла отдать свою дочь в музыкальный кадетский корпус, откуда та приходила домой только на выходные и не слишком раздражала Таниного мужа. «А что? – с вызовом говорила Таня. – Ребенок не означает, что в личной жизни наступил конец!» Не означает, конечно, но вот личную жизнь каждый понимает по-своему. Другой однокурсник, Женя Голомысов, женился на женщине с двумя маленькими детьми – мальчиком и девочкой. Потом у них родилась еще одна девочка, Женя всех троих детей считает своими, гордится их успехами, при каждой встрече полчаса показывает семейные фотографии на своем айфоне и взахлеб рассказывает о том, какие чудесные у него дети. Назови Женю отчимом, так он оскорбится, он отец всем троим детям.

Сами слова «отчим» и «мачеха» уже несут в себе негативный заряд, употребляются в отрицательном смысле, противопоставляясь словам «отец» и «мать». Разве в какой-нибудь сказке встречается добрая мачеха? Александр такой сказки не помнил, а вот со злыми мачехами их сколько угодно – от «Золушки» до «Белоснежки». Да и при слове «отчим» сразу вспоминаются мистер Мэрдстон из «Дэвида Копперфильда» или отчим Максима Горького, описанный им с беспощадной прямотой и без малейшей примеси симпатии. Но смысл смыслом, заряд зарядом, а суть в том, какими именно бывают отношения между конкретным мужчиной и конкретным ребенком в каждом конкретном случае. Существует много обратных примеров. Достаточно вспомнить хотя бы писателей Мориса Дрюона и Джека Лондона. Оба они настолько хорошо относились к своим неродным отцам, что вошли в литературу под их фамилиями. И великий скрипач Давид Ойстрах тоже взял фамилию отчима. Да мало ли примеров…

Когда размышления заходили в тупик, возникало желание посоветоваться с кем-то опытным, с человеком, который если и не подскажет, то хотя бы сориентирует, укажет направление, в котором стоило двигаться. Но посоветоваться было не с кем, да и разве помогут чужие советы в столь деликатном деле? В любом случае они будут сводиться к необходимости наладить с ребенком полноценный контакт, но это и так ясно. Все вообще ясно, спасибо маме за подсказку.

Разговаривать с матерью еще раз на эту же тему Александр не собирался. Незачем. Уточнять, что именно собиралась сделать мама – предупредить, что отношения с Августой обречены, или побудить обратить внимание на Даню, тоже не было нужды. Даже если мама и считает, что Августа слишком хорошая мать для того, чтобы быть хорошей женой, это всего лишь ее, мамино, мнение. Хорошая, любящая мать непременно оценит по достоинству отношение своего мужчины к своему ребенку… Своего мужчины? А продолжает ли он быть для Августы своим?

Сомнения превосходно питают ревность, ревность – лучшая почва для сомнений. Вечером в среду Александр понял, что ему надо серьезно поговорить с Августой, и чем раньше состоится этот разговор, тем лучше будет для них обоих. Признаваться в том, что видел ее возле клиники с другим мужчиной, Александр не собирался, потому что это признание могло бы придать объяснению оттенок фарса, да и вообще Августа могла подумать о том, что он за ней следит, а это было совершенно ни к чему. Но поговорить об отношениях, о перспективах, о ребенке было просто необходимо. «Готов ли я сойтись с Даней как можно ближе? – раз за разом спрашивал себя Александр. – Хочу ли я этого или действую под давлением обстоятельств, чтобы сохранить и упрочить отношения с Августой?» Всякий раз ответ был одним и тем же: да – готов, да – хочу. Александр действительно хотел, в глубине души он и раньше стремился к этому, только не понимал, как именно надо действовать, и не осознавал, насколько важно в данном случае делать все своевременно, ибо промедление или затягивание могут быть истолкованы как нежелание. Если бы они жили в одном городе, то отношения Александра с ребенком любимой женщины развивались бы гораздо быстрее, это так, но… Но проживание в разных городах – не повод тянуть резину. Напротив, надо стараться форсировать события, иначе так вся жизнь и пройдет порознь. В какой-то момент у Александра словно пелена с глаз спала, впору было колотить себя по голове, удивляться собственной если не глупости, то недальновидности, и судорожно искать кнопку перезагрузки. Увы, это жизнь, а в жизни такой кнопки не существует. Но зато есть возможность попытаться все исправить…

Хорошо, что есть…

Пока что есть…

«А длинноволосый – это, скорее всего, просто коллега, – внушал себе Александр, – врач, которому срочно понадобилось сделать какой-то анализ, вот он и выскочил следом за уходившей домой Августой, пытаясь ее уговорить…»

Рюноскэ Акутагава сказал, что, влюбившись, мы приобретаем способность заниматься самообманом. Прав был Акутагава-сан, ох как прав. В иной ситуации Александр камня на камне бы не оставил от собственной версии. Врач, которому под вечер срочно понадобилось сделать какой-то анализ, обратится к дежурному врачу-лаборанту. Для того дежурства и существуют, чтобы работа шла все сутки напролет. Это раз. Если бы дежурный врач по каким-то причинам не мог сделать срочно понадобившееся исследование, то Августу не пришлось бы долго уговаривать. Вернулась бы сразу и сделала. Без оговорок и отговорок. Люди, склонные работать «от звонка до звонка», в медицине обычно не задерживаются, да и вообще Августа не такая. Она хорошая и всегда поможет. Это – два. Ну и никогда нигде коллегу столь интимно не уговаривают. Это – три. Александру нечего было заниматься самоуспокоением. Это – четыре.

Но иногда так хочется закрыть глаза на происходящее, счесть очевидное невероятным, убедить себя в том, что все хорошо. Особенно если ты не в состоянии ничего изменить, а можешь только терзаться догадками.

«Das taugt weder zum Sieden noch zum Braten», – говорят в подобных ситуациях немцы – «это не годится ни для варки, ни для жарки». Русское «ни богу свечка, ни черту кочерга» – обычно говорится о людях. А вот немецкий аналог применим и к людям, и к ситуациям и вообще ко всему, к чему его захочется применить.

Сложная штука жизнь. Недаром Веничка Ерофеев призывал прожить ее так, чтобы не ошибиться в рецептах. А если нет никаких рецептов, тогда что?