Вадим Норд - Ошибка юной Анны

Закончив возмущаться, Гаспарян вернулся в свое обычное спокойно-флегматичное состояние, и стало возможно вести с ним диалог. Минут через двадцать он согласился помириться с Ярославцевым. Примирение состоялось в кабинете у Александра. После примирения Александр прочел обоим короткую лекцию по проблемам врачебной этики, оставил их переваривать и обсуждать услышанное, а сам пошел к боссу.

Босс, как и ожидалось, проявил достойную восхищения несговорчивость.

– Если он не хочет писать по собственному, то вылетит по статье! Я не собираюсь держать в своей клинике врача, который позволяет себе унижать своих коллег перед пациентами. Сегодня он Гаспаряна охаял, завтра меня! Пусть убирается к черту!

Дождавшись, пока Геннадий Валерианович окончательно выпустит пар, Александр объяснил ему, что конфликт исчерпан, что Гаспарян и Ярославцев уже, наверное, приступили к братанию, которое явно будет продолжено где-нибудь за пределами клиники, и убедил обойтись без увольнений.

Все вроде бы закончилось хорошо, наилучшим образом, но, несмотря на это, испорченное настроение не спешило улучшаться, и, вообще, на душе было как-то пакостно. Ничто так не изматывало Александра, как участие в конфликтах, пусть даже и в роли миротворца. Какое-то эмоциональное опустошение наступило, опустошение, к которому примешивалась досада – ну взрослые же, разумные люди, зачем так себя вести?

Погода тоже не радовала – серая слякотная хмарь, затянувшаяся борьба зимы с весной. Приехав домой, Александр понял, что есть ему совсем не хочется, а вот горячего глинтвейна с пряностями, медом и малой толикой вишневого сока он бы выпил с удовольствием.

Что может быть лучше горячего вкусного глинтвейна и общения с любимой, пусть даже и удаленно, по скайпу? Пообщаться с Августой было просто необходимо. Как бальзам на душу.

– Чем занимаешься? – первым делом спросила Августа и, заметив на столе перед Александром бокал с глинтвейном, добавила: – Пьянствуешь в одиночку?

– Вроде того, – усмехнулся Александр. – Погода располагает. Промозглая.

– Было бы желание, а погода расположит, – строго сказала Августа. – Вино-то хорошее?

– Нормальное, – скромно ответил Александр; вино на самом деле было таким, не коллекционным, но и не напитком класса «бурда из пакета». – Не из тех, про которое можно рассказывать с упоением. Но вполне сносное.

– А ты умеешь с упоением рассказывать о вине? – восхитилась Августа. – Почему я никогда не слышала этих рассказов? Как ты это делаешь?

– Как профессиональный сомелье. Хочешь, научу тебя красиво рассказывать о винах? Это быстро, пяти минут с лихвой хватит.

– Хочу! – Августа уперлась локтями в стол, сцепила пальцы в замок под подбородком и приготовилась слушать.

– Первым делом я бы сказал, что платье вина янтарного цвета, если вино белое, и рубинового, если оно красное, – начал Александр. – Розовому вину подойдет определение «нежно-рубинового».

– Разве у вин бывают платья? – удивилась Августа.

– Бывают, – тоном знатока подтвердил Александр. – Платье – это цвет и вообще вид. Нальешь в бокал, смотришь на свет и говоришь о платье… Отмечаешь оттенки, прозрачность, блеск. Короче говоря, выпендриваешься, как можешь, а затем переходишь к аромату. Аромат у хорошего вина просто обязан быть стойким, насыщенным и должен манить куда-то или на худой конец затягивать.

– Куда?

– Ну, скажем, в сад наслаждений или лабиринт удовольствий. Суть не важна, главное, чтобы красиво звучало. Дальше надо оценить тон и нотки. Ноткам положено оттенять, проступать, смягчать и подчеркивать основной тон. Если ничего на ум не приходит, назови тон медовым или просто терпким. Не забудь восторженно закатить глаза, поцокать языком и покачать головой. Слова «неповторимый» и «деликатный» можно вставлять хоть в каждое предложение. Запомни фразу: «Полнотелое вино с прекрасным балансом вкусовых оттенков». Это надо сказать в конце с умным видом. Можно еще добавить пару слов про текстуру. Ей положено быть плотной и мягкой, можно еще назвать ее бархатистой, почти все вина, разве что кроме игристых, слегка бархатистые на вкус, не ошибешься. В завершение непременно надо оценить осадок – есть ли он, или нет его, насколько крупны хлопья, и сказать несколько слов о послевкусии. У хорошего вина послевкусие непременно должно быть длительным, стойким и пряным. Тебе ясно, мой сомелье?

– Ясно! – рассмеялась Августа. – Когда я получу диплом?

– При первой же встрече, – пообещал Александр. – Да, совсем забыл. Профессионал не только нахваливает достоинства, но и отмечает недостатки. Чтобы не забивать голову всякой чушью, запомни одну-единственную фразу: «При всех достоинствах, этому вину слегка недостает утонченности, не самый лучший год». Глаза прикрыты, на лице – выражение скорбной значительности. Допускается легкий вздох сожаления. Теперь ты знаешь все.

– Выгонят из лаборатории – подамся в сомелье! – рассмеялась Августа.

– Разве есть за что? – поинтересовался Александр.

– Повод при желании найти нетрудно. – Августа смешно наморщила нос. – Впрочем, я и расстраиваться не стану. У меня довольно скучная работа, не то что у тебя. И мужики ко мне по вечерам в лабораторию не приходят…

– А что, должны? – Александр не понял, при чем тут мужики.

– Не должны, но это, наверное, приятно разнообразит рабочий процесс. К тебе же приходят юные девы. И кричат с порога: «не ждал меня, милый?».

– Ах вот ты о чем, – догадался Александр. – А я-то никак в толк не возьму. Так ты у меня, оказывается, ревнивая? Вот так новость.

– Ничуть! – тряхнула кудряшками Августа. – Но любопытная, этого у меня не отнять. Удивляюсь, как меня не назвали Варварой.

– Твое любопытство легко удовлетворить. То была Ирина, сестра девушки, умершей в Нижнем во время операции. Она… немного странная и буквально одержима идеей отмщения. Мы с ней познакомились в Нижнем. Когда я узнал, кто она такая, я попробовал ее переубедить, но это оказалось бесполезно. Потом я отказался от участия в этом деле, потом меня пригласили выступить на суде консультантом.

– Я помню, – кивнула Августа. – Как раз перед ее приходом ты мне об этом рассказал.

– Она об этом узнала и снова решила на меня подействовать…

– И приехала для этого в Москву?

– Она сказала, что не только для этого, хотя не знаю. Девушка странная, могла и соврать. Я снова попытался переубедить ее, но у меня снова ничего не получилось. На том мы и расстались. Боюсь, что она что-нибудь устроит на суде.

– Голос у нее энергичный, – оценила Августа. – Такая может. А врачи точно не виноваты?

– Я считаю, что не виноваты. Два эксперта – хирург и анестезиолог – тоже считают, что не виноваты. Но наши мнения в расчет не принимаются. Ирина говорит, что мы блюдем честь мундира, не более того. Я понимаю, что ее уверенность основана не на пустом месте, случается же и так, но тем не менее мне немного обидно. Я говорю правду, а мне не верят.