Вадим Норд - Ошибка юной Анны

– Если дать серебру чуточку потускнеть, то рисунок станет еще объемнее, – сказала женщина за прилавком, приняв восхищенное оцепенение Александра за колебание.

Известие о том, что открытие питерского филиала клиники «La belle He2le1ne» из отдаленного будущего перешло в не очень отдаленное, Августа восприняла не то чтобы с недоверием, а как-то спокойно.

– Надеюсь, что это не продиктовано сугубо личными мотивами? – поинтересовалась она.

– Личные мотивы в подобных делах особой роли не играют, – почти честно ответил Александр.

Так оно, в общем-то, и было. Войдя во вкус «экспансии» (так он называл развитие), Геннадий Валерианович решил, что с открытием третьей клиники тянуть не стоит. Пока банки дают кредиты, пока ситуация благоприятна, пока конкуренты не обскакали, пока еще есть порох в пороховницах, надо действовать. Он первым начал разговор о том, что открывать по клинике «раз в семь лет» это очень мало, что надо бы «застолбить» места в других городах, пока еще есть что столбить. Перечень «приоритетных городов первого порядка» (любовь босса к канцеляризмам была поистине неистребима) был давно определен – Санкт-Петербург, Нижний Новгород (ау, Вадим Родионович, мы к вам придем!), Екатеринбург и Казань. Оба, и Геннадий Валерианович, и Александр, считали, что начинать надо с Питера, как самого богатого, после Москвы, города России. Александр к месту напомнил, что личные мотивы, крепко связавшие его с Питером, располагают к переезду, точнее к жизни на два города с преобладающим пребыванием в Питере.

– Какая разница – три дня в Москве, четыре в Питере или наоборот? – прокомментировал заявление босс.

О том, что личные мотивы были настолько сильны и неразрешимы, что он и в нынешнем своем положении подумывал об уходе из клиники «La belle He2le1ne», Александр рассказывать не стал. Только порадовался очередному доказательству того, что этот изменчивый мир все же прогибается под нас [38]. Если, конечно, мы этого заслуживаем.

Александр ожидал от Августы несколько иной реакции, более радостной, что ли, но отсутствию бурных эмоций сразу нашел объяснение – Августа боится сглазить или опасается, что что-то снова может измениться, вот и не спешит торжествовать раньше времени. Ведь было уже на первой очереди открытие филиала в Питере, а потом босс рассудил (и вполне здраво), что вторую клинику все же следует открыть в Москве. Августа могла подумать, что и это решение со временем еще сто раз изменится. Она же не знала, что на сей раз все оговорено окончательно и даже выбраны две клиники, владельцам которых будет предложено слияние. Открываться в Питере «с нуля» в итоге сочли нецелесообразным.

Все было хорошо. Все складывалось так, как должно было складываться. Александр лежал рядом с Августой и радовался жизни. Он, в общем-то, всегда ей радовался, даже когда она норовила подставить подножку, но сейчас эта радость была особенной. Всеобъемлющей, что ли.

Провидение, вне всякого сомнения, обладает чувством юмора. Весьма своеобразным, порой недоступным нашему пониманию. Перед тем, как сильно огорчить, оно немножко порадует, и радость эта будет тем сильнее, чем сильнее огорчение. Игра на контрастах.

Последняя песчинка упала вниз. Время радости истекло.

– Наверное, нам надо сделать паузу, – взгляд у Августы изменился, только что ее глаза были широко открыты, а теперь они сузились и смотрели как-то отстраненно.

– Кофейную? – уточнил Александр, собираясь встать, чтобы принести из холла кофе.

Августа придержала его рукой.

– Подожди! – неожиданно севшим голосом сказала она. – Выпить кофе мы еще успеем. Я говорю о паузе в наших отношениях. Нам это нужно, понимаешь?

Глаза Августы снова раскрылись широко, и от этого взгляд стал беззащитным. Александр обратил внимание на то, как порозовели мочки ее ушей. Впрочем, не только мочки – на щеках тоже заиграл румянец. Беззащитность любимой и ее смущение вызывали желание обнять, притянуть к себе, приласкать, утешить, защитить…

Августа отвела руку Александра в сторону и мягко прижала к матрасу.

– Сначала поговорим! – сказала она, и слова эти прозвучали не так, как обычно, а настойчиво и даже требовательно.

– Ты с ума сошла! – вырвалось у Александра. – Извини. Какая пауза? Сейчас?

Он высвободил руку и осторожно коснулся волос Августы. Она не отстранилась и не отвела руку. Тогда Александр погладил ее по голове. Августа напряженно вглядывалась в его глаза. Вот она посмотрела куда-то в сторону, потом их взгляды снова встретились…

– Что случилось, малыш? – дрогнувшим от нежности голосом спросил Александр. – Плохое настроение?

– Да! – подтвердила Августа. – Плохое. Но пауза нужна не потому, что настроение плохое. Это настроение плохое, потому что нужна пауза.

– Что с тобой?

Августа молчала. Щеки ее покраснели еще сильнее. Вот по ним скатилась вниз первая слезинка, вторая, третья…

– Все будет хорошо, – совсем не веря в это, сказал Александр, потому что больше сказать было нечего, а молча смотреть на то, как по пылающим щекам любимой стекают слезы, он не мог. – Ничего, ничего, это пройдет… Все будет хорошо…

– Не смотри на меня, – потребовала Августа, отворачиваясь. – Пожалуйста.

Александр выполнил просьбу частично – стал смотреть на бедро Августы, любуясь совершенством его формы, плавностью изгибов и золотистым цветом кожи. Откуда-то из глубин памяти всплыло не к месту «цвет бедра испуганной нимфы».

Самообладание вернулось к Августе довольно быстро, Александр еще не успел налюбоваться всласть изгибами ее тела, как она повернулась к нему. Глаза были влажными, но щеки уже не пылали, и слезы по ним не текли.

– Обними меня, – попросила она так робко, так нерешительно, словно боялась, что Александр ей откажет.

Александр с готовностью ее обнял. Он гладил, успокаивал, целовал в лоб Августу, а когда та поворачивала голову, целовал самый любимый завиток за ухом. Она вздрагивала, сердце ее стучало так, что было слышно Александру. Или то было биение его сердца?

– Возьми меня, – вдруг попросила Августа, и эта просьба была высказана столь же неуверенно, что и предыдущая.

Александр немного опешил. От неожиданности. Сам он сейчас, несмотря на то, что они лежали обнаженные и обнимались друг с другом, не испытывал никакого сексуального желания. Хотелось только одного – успокаивать любимую, обнимать ее, давая понять, что она не одна, что ее любят, понимают, берегут. Но Августа своей просьбой придала ситуации несколько иную окраску, словно щелкнула каким-то невидимым выключателем. Александр ощутил прилив сильного желания. Страстно прижавшаяся к нему Августа тоже ощутила это. Она застонала, откинулась на спину, раскинула ноги и руки, давая понять, что хочет именно того, чтобы ее взяли. Подобная покорность была для нее нехарактерной, но Александр, даже если бы и захотел, не смог сейчас заниматься анализом ситуации. Охваченный желанием, он не мог думать ни о чем, кроме одного – как он любит Августу, как он любил ее раньше, как он любит ее сейчас, как он будет любить ее всегда…