Вадим Норд - Вероника желает воскреснуть

Досадно, но ничего не поделаешь – пришлось Веронике отправляться за вином в супермаркет, находившийся в соседнем доме. Магазинная суета совершенно не отразилась на торжественности момента. Вероника не раздумывая взяла с полки две бутылки самого дорогого вина (шестьсот восемьдесят семь рублей сорок копеек за бутылку) и терпеливо отстояла очередь в единственную работавшую кассу, думая о том, какая же, в сущности, гнусная штука жизнь. Недаром кто-то из древних римлян утверждал, что высшее счастье заключается в том, чтобы вообще не родиться.

Ничего, скоро все закончится. Немного осталось. Совсем чуть-чуть.

На душе было печально и… спокойно. Решение принято, выстрадано, нет смысла колебаться и медлить. Сейчас Вероника придет домой, сменит кроссовки на элегантные, но крайне неустойчивые шпильки, откупорит бутылки, сядет в кресло и начнет играть последнюю в своей жизни роль. Степень погруженности в себя и отстраненности от мира была настолько высокой, что Вероника надела к платью кроссовки, чего в обычном состоянии никогда себе бы не позволила. Даже будучи сильно нетрезвой. Кроссовки – к спортивному костюму и к джинсам, к платью – туфли, и желательно сочетающиеся по цвету и стилю. Поход в магазин был не действием, не спектаклем, а всего лишь подготовкой. Можно не обращать внимания на мелочи.

Вероника не обращала внимания на мелочи настолько, что проигнорировала предложенный кассиршей пластиковый пакет и ушла из магазина, держа в каждой руке по бутылке. «Полное вульгаритэ», как сказала бы мама. Интересно, а мама ее ТАМ встретит? А если встретит, то что скажет? Мама у Вероники была строгой, с вечной складкой на переносице…

Много позже Вероника будет вспоминать свое возвращение домой в узком кругу так:

– Представьте себе, как захожу я во двор, вся такая целеустремленная и решительная, бутылки держу крепко, аж пальцы судорогой сводит, а во дворе машин – не протолкнуться, и у подъезда моего стоит целая делегация! И все так понимающе на бутылки смотрят. Приспичило среди бела дня винца попить, что тут такого особенного?

– Я – пластический хирург! Пластический, а не пластичный. Улавливаете разницу, Геннадий Валерианович?

– Улавливаю. Вы мне не в первый раз это говорите, Александр Михайлович. Но взгляните на эту проблему с другой стороны. Что есть наша жизнь, как не бесконечная череда компромиссов? Точнее говоря – один сплошной компромисс. Или я не прав?

– Начальство всегда право. – Александр сдержанно улыбнулся. – Но…

– Зачем вы так? – скривился Геннадий Валерианович. – Я же разговариваю с вами не как директор с сотрудником, а как умный человек с умным человеком.

– Одно не исключает другого, – заметил Александр.

– Ну, вы же поняли, что я хотел сказать, – Геннадий Валерианович устало вздохнул. – Я же мог бы просто при… распорядиться. В вашем контракте, Александр Михайлович, черным по белому написано, что вы обязаны выполнять распоряжения администрации.

– А еще в нем написано, что я имею право отказаться от лечения пациента с обоснованием причин отказа, – напомнил Александр.

Этот пункт был вставлен в контракт по его настоянию. Пациенты бывают разными. Взгляды на лечение бывают разными. Интересы у клиники и сотрудника могут быть разными. И вообще, не стоит связывать себя по рукам и ногам обязательствами, не оставляя пространства для маневра. Все хорошо в разумных пределах.

– Я не считаю ваш отказ обоснованным! – помотал лысой головой Геннадий Валерианович. – Не счи-та-ю!

– Почему, Геннадий Валерианович? – искренне удивился Александр. – Кажется, я довольно подробно все объяснил. Могу повторить.

Лицо главного врача побагровело. Официально должность Геннадия Валериановича называлась «генеральный директор клиники», но, по устоявшейся традиции, его гораздо чаще называли главным врачом, нежели директором. Руководитель медицинского учреждения, значит – главный врач. Только сам он неизменно употреблял слово «директор». Как положено. Геннадий Валерианович был педантичен до невозможности. И, соответственно, до невозможности занудлив. У него были два любимых конька – порядок и спокойствие. За присказку «спокойствие, только спокойствие», употребляемую к месту и не к месту, сотрудники прозвали Геннадия Валериановича Карлсоном. Он и внешне был немного похож на Карлсона – невысокий бодрый толстячок, только пропеллера нет и волос на голове.

– Я помню то, что вы мне сказали, – нахмурился Геннадий Валерианович. – Но это же детский лепет. «Я не склонен исправлять чужие ошибки». «Прошло столько времени». «Я сейчас очень занят». Это, по-вашему, основания для отказа?

Александр молча кивнул.

– А по-моему, нет! – Геннадий Валерианович негромко хлопнул ладонью по столу, словно аукционист молоточком, давая понять, что торг окончен, и, не удовлетворившись этим, строго посмотрел на строптивого сотрудника.

Строптивый сотрудник никак не отреагировал. Сидел, улыбался краешками губ и смотрел на Геннадия Валериановича. «Как баран на новые ворота!» – раздраженно подумал Геннадий Валерианович и тут же одернул себя, напомнив про вожделенное спокойствие, которое он уже успел утратить начисто. Сердце колотится, в висках стучит – давление, и так и подмывает сказать собеседнику нечто резкое.

Сказал бы, да нельзя. Доктора Берга примет с распростертыми объятиями любая московская клиника. «Любая европейская», – педантично уточнил Геннадий Валерианович, привыкший быть честным с самим собой. Перегнешь палку – лишишься уникального сотрудника. Так нельзя.

Геннадий Валерианович был не просто генеральным директором клиники, но и ее совладельцем. Самым маленьким, «семипроцентным» совладельцем, но эти семь процентов побуждали его обуздывать начальственные амбиции и всегда исходить из интересов дела. А в интересах дела никак нельзя было расставаться с таким сотрудником, как доктор Берг. Поэтому Геннадий Валерианович выдержал небольшую паузу, стараясь максимально подавить раздражение, и дипломатично зашел с другого боку.

– Это же Соймонов, – тоном отца, объясняющего маленькому сынишке очевидные вещи, начал он. – Человек с волшебной палочкой…

«Скорее – с бездонным карманом», – подумал Александр.

– Его расположение стоит очень дорого, – продолжал Геннадий Валерианович. – Это реклама, это статусность, это новые возможности, это связи, это кредиты на супервыгодных условиях. Наша клиника, конечно, крепко стоит на ногах, и мы ни от кого не зависим, но пренебрегать расположением Соймонова было бы неправильно. Как тактически, так и стратегически. Я, как руководитель и совладелец клиники, не могу позволить себе…