Вадим Норд - Девушка по имени Августа

– Почему?

Александра не столько разозлила дурацкая игра в кошки-мышки, сколько ирония, сквозящая во взгляде Тамары.

– Потому что мне она нужна, а вам нетрудно это сделать.

– Нужна вам, а не мне.

– Вы намекаете на то, что я должен отблагодарить вас за труды? – предположил Александр. – Чем? Назовите, пожалуйста.

– Отблагодарить? – Тамара откровенно забавлялась. – Надо бы подумать, чем вы можете меня отблагодарить…

– Давайте серьезно, – с трудом сдерживая раздражение, попросил Александр.

– Почему я должна быть серьезной?

– Потому что иначе я вам покоя не дам! – Можно было еще и кулаком по столу хлопнуть, но Александр ограничился повышением голоса. – Потому что к вашим проблемам я добавлю еще одну! Потому что теперь я знаю, кто конкретно мне будет должен!

С каждым словом он все больше смущался, но в то же время старался скрывать смущение и казаться напористым до наглости. Странное ощущение, с одной стороны, вроде бы понимаешь, что потом тебе будет стыдно, а с другой – понимаешь, что иначе никак нельзя. Но «я знаю, кто конкретно мне должен», это все же моветон. «Понятийное» выражение из уголовного лексикона.

Моветон не моветон, а сработало. Тамара еще раз дернула щекой, затем вытащила откуда-то из-под стола небольшой пластиковый контейнер с прозрачной крышкой. Из контейнера она достала жесткий диск и подключила его к компьютеру. Монитор на ее столе ожил и замигал бело-голубым.

– Флешку давайте! – резко сказала Тамара, всем видом своим демонстрируя недовольство неджентльменским поведением Александра.

Роль карманного накопителя у Александра исполнял телефон. И провод соединительный всегда лежал в кармане. Мало ли что и где придется перекачать.

Присоединив телефон к компьютеру, Тамара долго, минуты три, если не все пять, смотрела на экран, то часто, то редко щелкая кнопкой мыши. Александру показалось, что она раздумывает – дать или не дать, скопировать или не скопировать. «А ведь действительно шантажировать собирались своих пациентов», – подумал он. Логика простая – если история болезни, изъятая «из обращения», хранится на всякий случай, то есть для того, чтобы при определенном повороте событий вернуть ее обратно, то сканировать такую историю нет необходимости. А вот для использования истории при шантаже скан весьма кстати. Его можно отправить объекту, можно сохранить в каком-то сетевом файлообменнике, это надежнее банковской ячейки и не уследишь… Ах, какая чудная клиника! Как же хорошо, что она приказала долго жить. Грешно радоваться чужой беде, но это как раз тот случай, когда кроме радости никаких других чувств испытать не получится.

Александр проверил, то ли ему закачала в телефон Тамара. Оказалось, что то самое, страницы истории болезни Кузнецова в форматах JPEG и PDF. От титульного листа до электрокардиограммы. Похвальная педантичность, весьма похвальная. Двести мегабайт счастья или чего-то близкого к нему. Обретение желаемого – это всегда счастье, пусть и небольшое, пусть и мимолетное.

Полагалось, наверное, выразить радость по поводу обретения желаемого (сколько дней обретал, пока не обрел), но общество Тамары к подобным проявлениям чувств не располагало. Поэтому Александр ограничился словами, без которых нельзя было бы обойтись.

– Спасибо, до свидания, – сухо сказал он, вставая.

– Прощайте, – выдавила из себя Тамара, вложив в это слово столько негатива, что Александра передернуло.

Пообщались, называется. Не слишком дружелюбно, но результативно.

В коридорах было по-прежнему многолюдно и суетно. Люди в халатах и без них тащили к выходу коробки, цветочные горшки, невысокая женщина тянула за собой кресло на колесиках. Если смотреть с определенного ракурса, сзади и справа, то женщины за креслом не было видно и оттого казалось, что кресло едет само.

Суета, едва ли не впервые в жизни, подействовала умиротворяюще. «Прямо как от Снежной королевы к людям вернулся», – подумал Александр, идя к выходу. Ему, наверное, полагалось испытывать ощущение камня, свалившегося с плеч, но на самом деле ощущение было иным – усталость, усталость и ничего, кроме усталости. Пятничное такое ощущение, под конец рабочей недели.

Августу Александр не встретил, а специально искать не стал. Сказано же, что сегодня она хочет заняться своими делами, так нечего навязываться.

Отойдя от клиники шагов на пятьдесят, Александр на ходу достал мобильный. Пора звонить в Москву, извещать о скором приезде. Предупредив Геннадия Валериановича («Операциями нагружу под завязку», пообещал босс) и коротко переговорив с матерью, Александр спустился в метро.

Первым делом он поехал на ставшую уже родной «Площадь Восстания». Купил в кассе на Московском вокзале билет на первый понедельничный поезд и, снова спустившись в метро, доехал до Гостиного Двора. Идти пешком по Невскому не захотелось, находился уже. Для променада этот многолюдный проспект не очень-то подходит, променады лучше в Летнем саду совершать, это даже классики рекомендуют.

В Гостином Дворе Александр собирался разжиться подарками. Что-нибудь для Августы и какой-нибудь изящный сувенир для матери. Желательно, чтобы сувенир был полезным в хозяйстве – часы, например, или блюдо. Абстрактные безделушки у матери как-то не приживались. Было несколько вещиц, но они носили сугубо личный характер, памятный. Что он купит Августе, Александр толком не представлял. Но тоже что-то нужное, чтобы она этим пользовалась. Нужное и красивое.

Увы, в эпоху тотального потребления и всеобщего товарного изобилия делать подарки так же трудно, как и во времена тотального дефицита, которые Александр застать успел, но знал о них большей частью по рассказам матери. «Хочется сделать подарок, а купить нечего», – вспоминала мать.

«Хочется сделать подарок, а купить нечего», – думал Александр, расхаживая по Гостиному Двору. Для «разгона» он решил начать с малого, то есть с сувенира для матери. Кружки, панно, тарелки на стену, вазы, Медный всадник в самых неожиданных ипостасях… Окончательно добила фарфоровая «Аврора», сделанная в стиле гжель. Представительный, огромный сувенир, от которого хотелось бежать подальше, не оглядываясь.

– А где матросы? – поинтересовался Александр у крупной, под стать «Авроре», продавщицы.

Та наметанным глазом разглядела в нем глумливого циника, всего лишь прикидывающегося потенциальным покупателем, и ответила без особого дружелюбия, перефразируя классическое:

– Вам матросы нужны или «Аврора»? Матросы у нас и отдельно есть. Революционные.

Фарфоровые революционные матросы (не гжель) были знатными – свирепые физиономии, косая сажень в плечах… А один так вообще был штопором. Вкручивай, нажимай на поднявшиеся кверху руки, и матрос достанет пробку из бутылки. «И кто-то ведь это покупает», – обреченно подумал Александр, отходя от прилавка.