Мария Метлицкая - А жизнь была совсем хорошая (сборник)

– Эй! – окликнули ее.

Рядом возник высокий и худой парень в драных кедах и сильно потертых джинсах. Очень высокий и очень худой.

Она подняла голову и прищурилась от солнца.

– Это вы мне? – холодно осведомилась она.

– Да, тебе, – раздраженно ответил парень. – Что, тоже застряла? И тоже надо валить?

Она кивнула.

– Ясное дело, – он тоже кивнул, – еще одна дура без обратного билета.

– Я с обратным, – возмутилась она, – просто надо свалить пораньше. И не такая я дура.

Он махнул рукой:

– Вот ты еще обидься! И чё твой обратный? Ни поменять, ни обменять. Хотя сдать можешь. По крайней мере на бабки не попадешь.

– А дальше? – спросила она.

Он почесал затылок.

– А дальше… Поедем автостопом. До Ялты, потом до… Дальше – до Курска. А там и до столицы-мамы недалеко. Хоть на телеге, а доберемся.

– Ты серьезно? – удивилась она. – Это возможно?

Он ухмыльнулся.

– Ничего невозможного, детка, на свете нет! Уж ты мне поверь. Особенно если в наличии есть капуста.

– Умник, – усмехнулась она. – И какая я тебе детка, малыш?

Он махнул рукой и взял ее чемодан.

– Двинули, что ли? И добавил: – Малыш! – после чего рассмеялся, и она, неожиданно для себя, – тоже.

Сначала поймали грузинского горячего парня на разбитой «Волге», ехавшего свататься к родне. Грузин сокрушался, что невеста немолода и собою нехороша, но… Он поднимал большой палец и театрально держал паузу: «Богата, как цар! Вернее, царыца». У невестиного папы, дай ему бог здоровья, плантации мандаринов и лимонов – цытрысаваи , короче. Ну, дом еще у папы, машины. Короче – сказка!

Они ухахатывались на заднем сиденье.

– А как же любовь? – давясь от смеха, спросила Марина.

Водитель, обернувшись, посмотрел на нее как на сумасшедшую.

– Какая любовь, слюшай? Уважение! Уважение надо. Почтение. К папе, маме, к жене. А она – любовь! – возмутился он. Потом, словно о чем-то вспомнив, он резко притормозил и закричал: – Кто такая любовь? Кто ее видел?

Он требовал ответа, а они снова умирали от хохота.

Кстати, Марининого попутчика звали Денис. Он был студентом Архитектурного и торопился в Москву по серьезным делам – заболел отец, которому предстояла тяжелая операция.

Она удивлялась его веселью и осторожно спросила:

– А у тебя настроение вполне приличное для такого повода?

Он отмахнулся.

– А ты что предлагаешь? Уже сейчас начать сходить с ума? И кому я помогу? Себе, маме, отцу? Правильно, никому. Вот доберусь и тогда расстроюсь. Не сомневайся. И больничку на уши подниму, и лучшего врача доставлю. И все лекарства – мыслимые и немыслимые. Ты не волнуйся – я замечательный сын. И родители у меня замечательные. И вообще, вся семья. А пока я еще на каникулах.

Она внимательно посмотрела на него и подумала: «А ведь прав! Вот что бы изменилось, если бы он сейчас канючил, ныл, скулил и страдал? Ничего. Научиться бы так! Так относиться к проблемам. Не всякому дано». И она вспомнила своего возлюбленного. Вернее, бывшего возлюбленного. И философски подумала: «Какие на свете разные люди! Ну просто земля и небо».

Потом они ночевали в маленьком селе, куда их привез жених. А утром брат его невесты отвез их на дорогу, где они снова голосовали. Повезло отнюдь не сразу – на дороге торчали почти пять часов. Палило солнце, а потом начался дождь – мощный, отчаянный, но короткий, слава богу.

Пожалел их водитель разбитого грузовичка с открытым кузовом. В кузове перевозили мелкий домашний скот, и желтое редкое сухое сено, устилавшее шаткий деревянный пол, удушливо пахло засохшим навозом.

В машине они уснули и даже почти обсохли. А когда проснулись – от голода и вечерней прохлады, – стали мечтать о мамином борще, домашних пельменях, горячем душе и чистом постельном белье.

Жалела ли Марина, что отправилась в это дурацкое путешествие, поддалась на авантюру незнакомого человека?

Да нет, пожалуй. Хотя к концу второго дня эта «романтика» ей уже поднадоела. Попутчик ее не раздражал – не приставал с лишними разговорами, не клеился, не намекал на что-либо неприличное.

К ночи приехали в небольшой городок, выпрыгнули из кузова и с радостью ощутили земную твердь. Ночевку нашли в общежитии местного техникума, сунув сонной вахтерше мятую трешку, – договариваться Денис мог и умел.

Та же вахтерша принесла им чаю с сушками и полбанки подсохшего сливового варенья.

Марина вытянулась на узкой неудобной скрипучей кровати и… с невиданным блаженством закрыла глаза. Пожалуй, так крепко и сладко она давно не спала – с самого детства.

Утром Денис ее растормошил и приказал одеваться.

– А куда спешить? – сонно удивилась она.

Он внимательно на нее посмотрел и ничего не ответил.

Она тут же пришла в себя, вскочила и виновато сказала:

– Прости.

Следующую машину поймали довольно быстро, и угрюмый шофер обещал целых триста километров сплошного пути – без остановок, но за деньги. Они переглянулись и согласились. В машине на заднем сиденье Марина снова уснула, слыша сквозь сон мужскую беседу – о чем? Вот это было совсем неинтересно.

Остановились у придорожного магазина, где купили сыроватую буханку вязкого серого хлеба, плавленые сырки и пару бутылок молока. Наспех поели и снова двинулись в путь. Теперь на заднем сиденье спал Денис, а Марина сидела рядом с шофером и смотрела в окно.

Ей казалось, что едет она по этой ухабистой, виляющей разбитой дороге черт-те сколько времени – ну, уж не три дня точно. И дорога эта не кончится никогда – так и будет подмигивать редкими светофорами, пугать кочками и ямами, мелькать убогими деревушками, переездами с чахлыми палисадниками, пыльными рябинами, только набирающими свой карминный цвет, и шустрыми, нервными машинами, обгоняющими их неторопливого и молчаливого водителя.

Та жизнь, вернее, тот ее короткий отрезок – на море, в душной комнате с серой марлей на окнах, со сбитыми мокрыми простынями, сковородкой с яичницей и крепким, заваренным в литровой банке чаем, с Андреем, сидящим на краю кровати, – немного растерянным, близоруко щурящимся, разумеется, по-прежнему пытающимся острить и переводить все в шутку, казалась ей какой-то нереальностью, выдумкой, нелепым сном.

Все это было глупо и как-то бессмысленно – особенно ее смешная и дурацкая болезнь. И его суета и забота, пятна зеленки на постельном белье, тоска, раздражение, духота в сердце – и желание, скорее бы….

Скорее бы все это закончилось, прекратилось, исчезло, оборвалось – как не было…

Собственно, так и случилось…

И еще – небольшое, совсем чуть-чуть – чувство неловкости, что ли…

Оттого что заболела, оттого что доставила хлопоты. Оттого что сбежала. Оттого что испытала такое глубокое разочарование…