Текстовый Процессор - Рог изобилия. Секс, насилие, смысл, абсурд (сборник)

Со счастливой улыбкой я посмотрел на свою другую руку. Красивая. Безупречная. Единственная. Плавные движения её танца гипнотизировали. Да, в ней наконец-то родился гений. Я вернулся в комнату и сел за письменный стол. Предложил карандаш, предложил бумагу.

Я жажду идей, мыслей, озарений! Каждый день и каждый час – творить хочу, изобретать. Быть одержимым, не знать природы покоя, знать только природу огня. Ведь что есть жизнь – испепеляемая пламенем плоть, неистовая пляска ума.

Как мучительны холодные дни, как напрасны минуты… зачем я? Вдохновенье! Когда же вернёшься? Когда воспользуешься мной и словами, когда вестником вновь изберёшь?.. Возвращайся скорей! Не заставляй страдать, разговаривать со смертью. Ибо та беседа всё ближе к концу.

Я для тебя сотворён, и ты существуешь мне благодаря. Мы вместе – мы неудержимы. Мы порознь – мертвы.

Моя недостижимая звезда, моя царица, только скажи – ты мной гордишься?

Узник стиснут безвыходным кольцом истуканов. Громадных безобразных истуканов, небрежно высеченных из чёрного камня. На их тверди навеки запечатлены незримые, но столь отчётливые отпечатки боли, страха и отчаяния тех несчастных, что угодили в заточение. В одиночестве они умирали. С ними не прощались, их не запоминали. Пол целиком выстлан костями. И до сих пор нет в них покоя, не смолкает протяжный стон. Тихий, бессильный стон. Быть может даже… виноватый стон.

Вверху – клочок чистого неба, но и стражей каменные головы. Они нависают над узником, и кажется, будто одна из них вот-вот отвалится и раздавит насмерть. Грубые, почти бесформенные лица. На них застыл весь непроизносимый ужас, испытанный предыдущими заключёнными. И в то же время на лицах – ни выражений, ни эмоций… ничего. Только тяжесть, доводящая до помешательства, до всепоглощающего сумасшествия. Смотрят пустые глазницы, смотрят провалы. Смотрят и смотрят. Внимательно смотрят. Ничто не ускользает от их пристального взгляда. Каждое движение, каждый вздох – они видят всё.

Истуканы склоняются ниже, небо пропадает. Камера сомкнулась. Лишь робкие лучики проникают внутрь. Узник в смятении – он бьётся о камни, рвёт одежду, сдирает кожу. Но вскоре оседает. Впустую растрачены последние силы. Но есть ещё тепло, жар тела, огонь жизни… Есть!

Вот уже протягиваются навстречу ледяные ручищи.

– Братец, проснись… брат, – робкий голос издалека.

– В чём дело?.. – всё ещё наполовину во сне.

– Просыпайся… – чуть за плечо.

– Ну что, что?..

– Выручай! Совсем невмоготу, – умоляющим голосом.

– Но… ночь на дворе! Возьми себя в руки, чего размазался?

– Пожалуйста, братишка, нет больше сил терпеть. Мне очень нужно… что тебе стоит? Я много времени не отниму, успокоюсь, и всё. Завтра ведь выходной? Поспишь лишний часок… А? Прошу, хоть немножко!..

– Ладно, ладно! Только хватит ныть… просто невыносимо.

– Спасибо, братик, спасибо! Ты моя настоящая семья, я так тебя люблю…

– Заканчивай уже, а не то передумаю.

Коренастый мужик поднялся с постели. Зажёг настольную лампу, чтобы лучше различать своего худосочного брата, и, протяжно зевнув, ударил его в живот. Брат согнулся и тут же получил коленом в лицо, от чего упал наземь.

– Зубы… – донеслось жалобно.

– Слишком сильно? Чёрт… дай посмотрю.

– Нет! Нет… оставь меня на пару… на пару…

– Я попью воды.

Коренастый обошёл скрюченное тело, плюющее кровью, и направился в кухню. По возвращении брат уже стоял на ногах, но по-прежнему дышал тяжело. Пальцами боязливо проверял, всё ли во рту на месте.

– В порядке?

– Да… Возьми теперь дубинку.

– Мы договаривались на чуть-чуть, сукин ты сын.

– Я сказал, возьми дубинку!

Коренастый разозлился, хоть и понимал, что не следовало бы. Он взял прислонённую к стене дубинку, взвесил в руке и с размаху ударил по голове своего брата. Тот свалился на кровать, вымазав простыни. Сполз на пол и замер в неестественной позе.

Коренастый отшвырнул дубинку и за один рывок оказался рядом.

– Дышит, – произнёс с облегчением.

После сделал перевязку и уложил брата в свою постель. По-матерински укрыл одеялом и погасил свет. Сам же устроился в углу. Положив голову на колени, вскоре заснул.

– Мальчик мой…

Я вжался в угол сумрачной спальни, едва удерживая в руках неподъёмную голову, переполненную гнетущей пустотой.

– Мама? – слово бесследно оборвалось в тишине, точно проглоченное.

Всё кругом будто покачивалось на дремлющих волнах, а затем безвольно погружалось на дно. Только я встал – с глухим хрустом в коленях – мгновенно меня поработила безысходная слабость, неотступно тянущая к земле. Каждый шаг давался ценой бесчувственной боли, сжимающей тело в тисках. Под ногами утопали половицы, над головой снижался потолок.

– Мама… – я не услышал собственного голоса, мне лишь показалось. – Мама…

Тщательно заправленная постель. Как давно на ней спали? Из-под одеяла плавно заструилась чёрная лента. Она связывает петлю, хвостом цепляется за люстру.

– Мама?..

Неожиданный удар оказался достаточно сильным, и в результате пошла кровь. Марина не позволила юноше опомниться и повалила его, уткнув лицом в подушку, пропитывая наволочку алым пятном. После чего локтем придавила шею и ударила снова, на этот раз в почку, чтобы подавить инстинктивное сопротивление.

В креслах по бокам кровати находились две незнакомые женщины, верхнюю часть тел которых растворило мраком. Но хорошо были видны длинные ноги, обтянутые чулками, и различался сигаретный дым, выпускаемый сидящей справа.

Тем временем Марина с какой-то попытки проникла внутрь юноши прикреплённым к ней фаллосом. Ладонями выпрямленных рук она упёрлась в лопатки и продолжала насилие, воспаляемая жалостным постаныванием, переходящим порой в умоляющий стон.

В стороне сидящая слева дама прибрала своё вечернее платье и круговыми движениями вместе сложенных пальцев, которые украшала пара колец, принялась водить поверх перламутрового цвета атласных трусиков.

Прижимаясь грудью, Марина легла на изнывающего юношу и внезапно прокусила ему ухо.

В тот же момент я пробудился из-за поллюции.

Холодно. Холодно. Очень холодно. И совсем нет одежды. Никакой одежды нет. Тело мальчишки дрожит, тело мальчишки сотрясается. Пар изо рта дразнит теплом растираемые руки. Чёрные волоски, белёсые волоски вырываются из кожи, пытаются выпасть и уползти. Сжалась мошонка, втянулся пенис – он и вовсе хотел бы скрыться. Ступни не чувствуют пола, не двигаются пальцы.