Галина Артемьева - Чудо в перьях (сборник)

Меж двумя этими вехами и простирается русский мир.

«Ах, этот бедный русский мир без любви, основанный на претерпевании жизни! Мир, где моментом не наслаждаются, а стремятся скорей пробежать его, крепко зажмурив глаза, чтобы не видеть ни серого кафеля вокруг, ни серых домов, ни серых кустов, ни кудрявенькой девочки, чья головка все поднимается в кроватке и маячит в серенькой зыбкости ночи, и не дает покоя».

Какие мысли бродят в этой кудрявенькой головке?

«Всем ли людям, рожденным от смешанных браков, свойственно ощущение раздвоенности и осознание необходимости выбора? И можно ли сделать выбор?»

Можно. Если «русский мир» невзначай врежет по «жидовской морде». Невзначай – потому что ничего не будет записано ни в общем законе, ни в конкретном деле, – а просто вернет мандатная комиссия документы еврейскому юноше, мечтающему поступить в военное училище. А потом из военкомата придет этому же юноше повестка. Значит, солдатским пушечным мясом еврею стать можно, а офицером – нельзя.

Тут-то душа и взрывается: «с этих событий мы подали бумаги на отъезд».

Добро. Привет Шведрии! Станет мальчик офицером. Будет подставлять себя под камни мусульман, бульдозером сносить дома террористов-смертников. И мама его, бывшая советская учительница, для которой самым дорогим был русский язык, – станет молить иудейского бога, чтобы не пришла похоронка, и озираться в супермаркете, не приближается ли палестинка с поясом шахида. И еще – припоминать, воображать станет, как в далекие годы еврейская девочка, крошечка, ангелочек с добреньким личиком играла в цветочках посреди садика, и мамочка, а может, тетенька давала ей книжечку, и черненькие буковки «забирали всю тетину печаль».

– Про что же написано в этой книжке, тетечка?

– Про одну прекрасную девушку: любила одного, а вышла за другого, и весь век была ему верна, а звали ее, как тебя, Танечка…

И тетечка мечтает о том, как поедет Танечка учиться в Москву, а то и в Париж или в Женеву…

Тут сквозь мечтания проступает правда: ни в Париж, ни в Женеву девочка не поедет. Ни в Москву не поедет, ни оттуда – в Израиль. Потому что сначала случится Бабий Яр. Им обеим – и девочке, и тетечке – суждено увидеть такое, чего не прочтешь ни в одной книжке.

«Когда тетю, седую и старенькую, гнали на смерть… тогда, в последний момент тетино сердце возрадовалось»: девочку из колонны – удалось ей вытолкнуть…

Вот это и есть настоящая правда. Ты еще доживи до подлеца-майора из комиссии военного училища, который вернет твоему сыну анкету. Это потом ты скажешь, что таким ответом мальчика «убили». А сначала – Бабий Яр.

Нет! Нет! Это еще очень далеко! – останавливает свое повествование Галина Артемьева и поворачивает действие вспять. – Лучше оставить их, склонившихся над книгой при свете керосиновой лампы… Пусть девочка водит пальчиком по черненьким буковкам:

Мы подходим к последней точке хождения души по мукам этого мира. Да, есть русский быт… бессмысленный и беспощадный. Но есть русская культура, рожденная этим бытом, и она искупает его. Русская культура – единственное спасение… даже тогда, когда тело выдирается на историческую родину сквозь дурь Овира.

Посмотришь на эту жизнь – ну, все, конец света. Хотя про конец света лучше не думать, – укрепляет себя Галина Артемьева. «В Средние века тоже был конец света. Сто лет назад тоже был конец света. Разве нет? И ничего…»

Ничего… Вслушаешься в Пушкина… Или в то, как базлают московские кореша на Страстном бульваре. Вы слышали, как они сейчас говорят? Не «мне лень», а «мне лениво»! А это: «Здравствуй, сука!» – просто в гурманский восторг впадаешь от такой фишки! И интуичишь, как они теперь стремаются. Как корифан базарит.

Прирожденная русская рассказчица ловит в современной речи это дикое блудословие. Не может оторваться от диких сил, шевелящихся под цветочками в садочке, заходится от веселой злости, от отчаянного всепрощения, от ненавидящей любви к тем, без чьего прикольного косноязычия не спастись душой ни в Тель-Авиве, ни в Берлине, ни в Париже, ни в Женеве…

– Я лингвист, – на всякий случай объясняет выпускница Московского университета.

Конечно. И лингвист – тоже.

Лев АННИНСКИЙ

Honey, sweetheart ( англ. ) – голубушка.

Ago ( англ. ) – тому назад.

Слова песни из кинофильма «Небесный тихоход».

I love you so much. I’ll miss you ( англ. ) – Я так люблю тебя, я буду скучать.

Браки по любви ( япон. ).

Национальный праздник двадцатилетних.

Брак по сватовству ( япон. ).

Алло? ( япон. )