Виктория Токарева - Сволочей тоже жалко (сборник)

Лида, кстати, привыкла к этой кличке: Профурсетка. Она прилипла к Ларе, как имя.

Подруги заходили в гости, спрашивали:

– А где Стасик?

– У Профурсетки, – спокойно отвечала Лида.

– А ты не боишься, что он уйдет?

– Не боюсь. Хотел бы уйти, уже ушел бы.

– А чем ты его держишь?

– Тем, что не держу.

Общественное мнение разделилось. Одни жалели Лиду, другие злорадствовали, дескать, Корявая Лида села не в свои сани, пора вылезать.

Лида втайне надеялась, что развязка будет в ее пользу. Стасик заведет себе другую профурсетку, как это бывало прежде, или просто постареет, и проблема отпадет сама собой. Старость – это была единственная реальная сообщница Лиды. И Лида ее ждала.

Лето было жаркое, в Москве плавился асфальт. Решили задержаться на даче до октября.

Стасик и Лара любили сидеть вечерами на деревянном крыльце. Это были хорошие минуты. Алеша спал, сомкнув реснички. Чистый ангел. Небо в звездах. Яблоки падали с деревьев, глухо стукались о землю. В ногах лежала собака Козырь – благородное существо. Стасик и Лара сидели молча. Внимали.

Природа, покой и душевная близость – что еще надо?

В это лето они были близки как никогда. Ларе казалось, что это начало их новой жизни. Она не представляла себе, что Стасик может вернуться к прежней жизни двоеженца.

В ноябре возвратились в город.

Стасик уехал к Лиде. Два раза в неделю навещал Лару: вторник и пятница.

У Стасика скопилось много литературных долгов. Сроки поджимали. Костин был востребованный драматург, его буквально рвали на части. Все театры хотели заполучить именно Костина с его темой справедливости и сострадания к людям.

В своем творчестве Стасик был нежен и раним. А в жизни – жестокий, твердый, эгоцентричный. Оберегал свою независимость. Независимость была ему необходима для того, чтобы творить. Он хотел сочинять и сочинял. И ничего не было для него интереснее, чем сесть за стол и из ничего создать свой мир. Как Господь Бог: из ничего сделал Вселенную и человека.

Результаты Костина – не Вселенная, конечно. Только рукопись. Но пока сочиняет – он бог. И все остальное – это сопутствующий товар.

Творец, как беременная женщина, прислушивается к себе, к тайной жизни плода, который зреет в нем. А потом рождается в виде книги, картины или симфонии. А далее – послеродовая депрессия, когда ничего не хочется. Почва истощена, как после урожая. Нужен перерыв. Период накопления.

Стасик в эти периоды был вялый, равнодушный ко всему. Таскался по гостям. Пил. Играл в карты.

Лара не хотела мириться с новыми обстоятельствами. Все лето вместе, как попугайчики-неразлучники. Дачные соседи восхищались и завидовали: какая любовь… Кое-кто знал, что на заднем плане существует Корявая Лида. Но все воспринимали совместное дачное проживание как начало новой жизни. И сама Лара так воспринимала. Она не хотела вникать: творец или не творец. Мужчина должен отвечать за свои действия, совершать поступки, независимо от того – творец он или водопроводчик.

Лара начала обижаться. Требовать. Скандалить.

Стасик стал избегать скандалов, а именно сократил посещения.

Лара стала преследовать его звонками. А однажды выследила, как детектив, путем наружной слежки и накрыла его в кафе Дома литераторов.

Она вошла в зал. Стасик сидел в мужской компании. Женщин там не было.

Лара вдруг заробела и села за свободный столик.

Стасик увидел ее. Подошел. Все понял и вызверился. Орать он не мог, все-таки общественное место, но лицо стало свирепым, глаза вылезли на лоб. Он ненавидел всякое насилие и принуждение. Он не позволял, чтобы его контролировали, шантажировали. Он слишком далеко впустил ее в свою жизнь.

– Я так больше не могу, – пролепетала Лара.

– Чего ты не можешь?

– Я не могу так жить.

– Живи по-другому. Без меня.

Лара заплакала, скрючив лицо.

– Я тебе что-то обещал?

Лара плакала. На них начали обращать внимание.

– Я тебе ничего не обещал. Ты сама, все сама, и родила сама. А теперь стала ногой на горло и требуешь. Ты не имеешь права требовать.

Стасик говорил почти шепотом, но он кричал. И от этого беззвучного крика стыла кровь.

Подошел Шубин. Он был сильно навеселе. Узнал Лару.

– Идемте к нам, – позвал Шубин.

– Она занята, – ответил Стасик. – Ей надо идти домой.

Стасик отошел не попрощавшись.

Лара поднялась и пошла к выходу.

Стасик напился в этот вечер. Он осознавал, что был неоправданно груб. В какой-то степени – скотина. Но с Ларой по-хорошему нельзя. Она будет добиваться своего не мытьем, так катаньем. И добьется. И тогда старший сын отречется от отца. И внуки отплывут к другим берегам. А Стасик был силен именно сыном и внуками. Это были его ветки. А что за дерево без веток? Новый мальчик Алеша вызывал у Стасика тревогу, у них разница пятьдесят лет. Это почти правнук. Стар Стасик для отцовства. Что можно с него взять? Деньги. И он готов платить, и более того – хочет платить. Новый мальчик не будет нуждаться ни в чем. Надо заработать на настоящее и будущее. А для этого надо работать. Стасик готов работать и хочет работать. Замыслы толпятся, прорываются, как футбольные фанаты. Мысль просится к перу, перо к бумаге, и так далее…

Лида пригласила к себе родную сестру Клаву. Пожить вместе. Создать хоть какую-то видимость семьи, дома.

Стасик шастал туда-сюда. Лида никогда не знала: придет ночевать или не придет. Не могла привыкнуть, переживала.

С приездом Клавы жизнь стала более человеческой. Они вместе вели хозяйство, ходили на базар, варили борщик, смотрели телевизор.

К Стасику перестали обращаться по имени. Обращались так: «Ты бы…»

«Ты бы достал кофе, у нас уже целый месяц нет кофе». Или: «Ты бы заменил электрическую лампочку в прихожей, перегорела».

«А ты не можешь заменить?» – спрашивал Стасик.

«Я боюсь влезать на табуретку, – отвечала Лида. – У меня кружится голова».

За окном лил проливной дождь. Стасик собирался в театр на читку пьесы.

– Ты бы взял зонт, – предложила Клава.

– Не надо, – запретила Лида. – Он его все равно где-нибудь оставит.

– Но он промокнет.

– Промокнет, – соглашалась Лида. – Потом высохнет. Не растает.

Стасик уходил под проливной дождь. Он не бастовал против такого отношения. Он чувствовал свою вину перед семьей и смиренно переносил неуважение. Для других он был – редкий человеческий экземпляр, со звездой во лбу. Но дома… отбракованный товар, как перегоревшая лампочка. Лида демонстрировала свое пренебрежение, и все же… их связывало нечто необъяснимое. Может быть, даже трусость остаться друг без друга.

Лара страдала и приспосабливалась как могла. Она ушла с работы, забрала Алешу от дедушки с бабушкой. Полностью окунулась в материнство.