Сергей Шаргунов - 1993

Таня пользовалась у пацанов меньшим вниманием, чем Рита, хотя, пожалуй, была красивее. Но Танина сдержанность, даже бесплотность не привлекали. Таня скользила неверным лучом бледного северного солнца – и не волновала грубых одноклассников, жадных до яркого и жаркого. Разбитная, наглая и веселая Рита не знала отбоя от поклонников.

– Заколебали! Лезут и лезут. Чо я им, повидлом намазанная?

– Слушай, а почему… а почему ко мне не лезут?

– Потому что ты доска, два соска. Шевелиться надо!

Вместе первый раз напились – пивом. В роще. Морщились и глотали. Пиво было баночное, горькое и отвратительно пенистое. От него шла кругом голова.

– Ри-ит…

– Аюшки…

– А ведь все умрут…

– Забей…

Тем летом у Риты разбился отец. Хоронили в Могильцах, в пяти километрах от поселка, на кладбище, которое отвоевывало свои пяди у соснового леса. Неудержимо рыдала Ритина мать Галина, тер глаза меньшой брат Федя, изящный мальчик, похожий на мать, Рита стояла с распухшим от слез лицом и будто ослепшая. Покойник лежал в гробу цел и невредим, при этом сам на себя не похожий – величественный и надменный. Вылитый артист. Встанет и запоет – длинно и басом. Таня впервые видела его в костюме. Она не плакала, смотрела на всё отстраненно, словно превратилась в душу покойного и присутствовала здесь невидимо.

Она с самого детства бесконечно обдумывала смерть, а смерть совсем не вязалась с дядей Жорой, бодрым балагуром. Смерть этого человека настолько ее удивила, что она не могла ее осознать и, попав на кладбище, растерялась. Таня озиралась и всё больше бледнела. Она смотрела на гроб, на цветы, на яму, на сосны и ощущала, что всё это – она, она сама и есть. Она впитывала краски и к концу прощания была бледна как смерть.

Заколотили гроб, застучала земля, Рита обняла Таню, прижалась лбом к ее лбу. Обычно их общение было таким глумливо-доверительным и легким, что Таня не смогла найти, что сказать, и неожиданно, уже выговаривая слова и понимая, что говорит ужасное, сказала лоб в лоб:

– А помнишь, мы слепней хоронили?

– Что? – Ритины размытые глаза мгновенно наполнились ужасом. – Что? – Она отпрянула.

– Ничего.

– Нет, что ты сказала?

– Слепней. Хоронили. Помнишь? – Таня шатнулась и потеряла сознание.

Они не возвращались к тому случаю никогда, но общались уже более отчужденно. На следующий год Рита познакомилась с Арсланом. У нее началась своя – скрытая – жизнь. С Таней Рита говорила насмешливо и повелительно, и чем чаще она повторяла, что они подруги, тем яснее было Тане: кладбище слепней разорено. Черные комочки неприязни оживают, наливаются силами, выпутываются из песка, заполняют воздух прожорливым жужжанием…

Вика и Ксюша отправились домой, Рита и Таня – в другую сторону. Брели по улице вразвалочку. Здесь еще сто лет всё будет так же. А может, и больше. Справа – двухэтажные дома, слева – узкая аллейка, лиственницы в два ряда, насыпь, железная дорога, а за ней – густой лес.

Сияла большая луна.

– Чо ты с ними водишься? – спросила Рита голосом из давнего детства.

– Брось. Нормальные они.

– Говно. – Рита выдохнула табачный дым, неожиданно пушистый и щекочуще-терпкий, причудливо поплывший впереди между темных стволов.

– Почему говно?

– Воображалы. Ты сама не видишь? Зажрались. – Рита говорила отрывисто и вполголоса. – Их отец камни драгоценные катает. Ты прикинь, какие это деньги! Украсть бы эту мелкую козу Ксюху и денег с него стрясти… Блин, хоть бы раз камешек какой подарили. А то приходят со своими чипсами и хвастают… Где за границей бывали да куда поедут. Ну и езжали бы насовсем! Крышу хотели золотую! У матери знакомый им крышу крыл. Говорит: нарочно так подгадал, чтоб она потом потемнела. А не фиг заделываться! Чего захотели – крышу золотую…

– Они же не виноваты, что у них папа богатый!

– Любишь их? Иди к ним прислугой.

Они подошли к палатке – железному ящику с прилавком и решеткой на окне. Во лбу ящика горел прожектор. Торговал в палатке Димка-цыган, старший брат того самого одноклассника, в которого когда-то влюбилась пионерка Рита. Оба брата, как говорили, воровали велосипеды.

– Девчата! – из-за палатки вышел человек, сделал шаг навстречу.

– Ой, привет, Егор! – с радостным испугом отозвалась Рита.

Это был Корнев, в трениках и матроске. Хоть и было темновато, Таня сразу отметила огорченное, усталое лицо и настороженный взгляд.

Он сделал еще шаг.

– А ты кто? – пригнул бритую голову, всматриваясь.

Шрам во всю широкую щеку делал его лицо похожим на надкусанный пирожок. “Пирожок с мясом”, – мелькнула мысль. Таня ощутила тревогу и одновременно сладкую слабость. Предложи он сейчас водки, она бы выпила не задумываясь. Ей было неловко от того, что она глаз не могла отвести от его лица.

– Это Таня, Таня Брянцева. Из шестого дома. – Рита погладила его по наклоненной голове, туда-сюда, туда-сюда.

– Танька. Помню. Какая ты стала… Тебя и не узнать. Бегала какая-то малявка. А сейчас ты… Ты… как вербочка…

Таня провалилась в полуявь, застыла. Рита что-то верещала, снова гладила бритую голову, суетливо покупала джин-тоник, пила из горла, облилась…

Потом всё потонуло в грохоте проходившего товарняка, и Егор положил Тане руки на плечи.

Он зачем-то развернул ее – спиной к железной дороге, вероятно, проверяя, насколько легко может двигать ее телом.

– Пусти! Не трогай, тебе говорят! – кричала Рита.

Тот только покачивался, ухмылялся и сжимал Танины плечи.

Перед его глазами, за спиной у Тани – она не видела, но слышала – стеной сквозь тьму, застилая лес, шел с железным стоном товарняк. Бесконечный, как в фильме ужасов. И было понятно: лязг железа не закончится никогда.

– Отвали от нее!

Егор сжал злее. Крепкие ногти впились Тане в кожу. Товарняк прощально громыхнул. Егор разжал хватку.

– А ты смешная! – сказал он, по-прежнему смеясь одним ртом.

Вернувшись в аварийку, Виктор развалился на диване. Принялся за бутерброды.

– Чо-то жор напал, – прошамкал он набитым ртом. – Лен, дашь чего еще?

– Чего еще? Всё сожрали! Хромов вставал, тоже голодный, я ему чаю налила и бутерброд с колбасой твой отдала. Пожевал и дальше завалился.

Она смотрела на Виктора довольно и сердито. О том, как там было в подземелье, не спрашивала. Захочет, сам расскажет, если есть о чем.

– Выпей! – предложил Кувалда.

– Можно маленько…

Кувалда разлил по полстакана. Принес графин холодной воды. Разбавил спирт. Лицо Виктора перекривилось:

– Не пошла…

– Хватит идиотничать! – окрикнула Лена. – Накидаетесь и куда вас девать?

– По новенькой? – Кувалда высился, из-под потолка разглядывая товарища смеющимися глазами.