Роман Третьяков - Любовь за деньги. П… роману с Бузовой

– Я и не сомневалась, что все решится, – расплылась в улыбке Оля.

– Дело не в тебе и не в твоих сомнениях, – взяв мягкий, отеческий тон, говорил Германовский. – А в том, что над этим вопросом работают люди из юротдела, эти люди общаются с другими людьми, которые бывают на площадке, и в конечном итоге это доходит до девочки Маши, которая является участницей, а Маша в свою очередь делится по-девичьи с подругой, и слух про неуплаты участникам расползается по всем людям, связанным с проектом. Это неверно.

– Где гарантии, что деньги выплатят в марте? – продолжал злиться я.

– Роман, – обращаясь ко мне, Германовский сложил руки, как учили в школе. «Руки на парту», – пронеслось у меня в голове. – Я знаю, ты всегда и во всем видишь подвох. Тебе кажется, что все вокруг пытаются тебя нае…ать. Это, безусловно, полезная х…йня. – Он выпрямился в своем кресле и заговорил намного громче: – Но нельзя превращать это в свое знамя, которое ты несешь по жизни. Потому что в конечном итоге с такой позицией ты проиграешь. Сейчас у тебя, к твоему сожалению, не та ситуация, в которой ты можешь диктовать условия.

– А что мне делать сейчас, если я решила… – Оля вклинилась в разговор.

– Тебе нужно срочно… – Германовский сделал паузу и продолжил в более дружелюбном тоне: – Сегодня какое?.. 25 октября? Так вот, сегодня же надо встретиться с юристами и подписать договор. В этом случае ты уже десятого ноября получишь свои пять тысяч долларов за сентябрь. Сейчас я скажу юристам, чтобы они уже начинали готовить форму договора, по которой будут проходить ежемесячные выплаты твоих, Оля, денег.

Оля повернулась ко мне и шепотом заговорила: «Котеш, ну что ты опять злишься? Видишь, все удачно складывается. Я думаю, что большего от них мы не добьемся. Надо соглашаться на эти условия. А? Как ты?»

– Извините, Николай Алексеевич, – наклонив голову набок, с сосредоточенным лицом поинтересовалась Оля, – скажите подробнее, что надо будет подписать?

– Тебе надо будет подписать задним числом новый договор, по которому тебе будут начислены деньги за сентябрь. Заявка на тебя в бухгалтерии уже есть, ну это мы обсуждали по телефону.

– То есть получается, что я в ноябре уже получу свои деньги?

– Да, да, все именно так, уже 10 ноября. – Германовский расплылся в доброй улыбке.

– Ура! – Оля запищала что есть силы, вскинула руки к потолку и радовалась так, будто только что забила победный гол за сборную омского «ГазМяса». Она кинулась мне на шею и начала хаотично наносить поцелуи, размазывая свою помаду с блестками мне по лысине. Я натянуто улыбался.

Германовский, приняв такую реакцию за положительный ответ, поднял трубку внутреннего телефона, набрал короткий номер и заговорил:

– Ирина, салют. Подготовь, пожалуйста, Ольге договор на подпись. Роман остается без изменений. Да-да. Хорошо. Спасибо. – Он повесил трубку и, улыбаясь, с издевкой произнес: – Оля, ты можешь уже идти и подписывать договор. – В этот момент я не видел в нем ни капли сострадания. Он был счастлив в своем локальном величии.

– Что, уже можно идти подписывать? Так быстро? – переспросила Оля.

– Да, конечно, юристы уже ждут.

– Котеша, класс! Идем скорее, а то они передумают.

– На обратном пути ко мне зайдите.

Его фраза, сказанная мне в лоб, догнала Олю уже в коридоре. Она неслась по холдингу вприпрыжку, как ребенок. Я же шел, как слепой, сталкиваясь с дверными проемами, шатаясь, чувствуя, как моя кровь пульсирует в висках, как холодным потом покрылись руки. Я не видел ничего перед собою, кроме красной колыхающейся тряпки, облаченного в золотые доспехи матадора с торжественно поднятой рукой и окровавленной шпагой. В голове пульсировало: «Убил… убил… убил… продалась… продалась… продалась…»

– Котеша, тебе что, плохо? Котен? – заботливо затараторила Бузова, склонившись надо мной. – На вот, глотни водички.

Я глотнул. Мне стало заметно легче.

Мы пошли по коридору к юротделу, Оля настойчиво пыталась вложить свою руку в мою. Я отказывался ее брать.

– Ну что, котеша, я считаю хорошо, что мы так побеседовали. Да?

– Ты серьезно? Может быть, и хорошо, но для себя я ничего хорошего не наблюдаю. Мои деньги как были виртуальными, так ими и остаются. Единственное, чего мы сегодня добились, – это повышения твоей зарплаты.

– Ну все равно хорошо. – Оля довольно улыбалась.

– Оль, – я говорил, пытаясь унять гнев, – хорошо для кого? Для тебя? Думаю, да. Тебе, безусловно, хорошо! Только вот мне не очень.

– А что тебе мешает? Тебе сказали, что деньги будут в марте, разве это не здорово?

– Ты что, издеваешься? Германовский обещал мне все выплатить в сентябре, не сделал. Почему я должен верить в то, что он сделает это в марте?

– Я не вижу в этом ничего противоестественного.

– Еще пятнадцать минут назад ты хотела уходить оттуда, потому что сомневалась, а сейчас уже уверена?! Может, ты меня еще попросишь вернуться?

– Я действительно считаю, что тебе надо вернуться.

– Зачем? – не выдержал и прикрикнул я.

– Меня там обижают. Ты что, не понимаешь? – Она начинала злиться. Ноздри раздулись, лицо покраснело.

– Оля, кого защищать? Тебя?! Ты только что меня предала! Как только ты услышала, что вопрос с твой зарплатой решен, ты тут же наплевала на меня, ты сознательно перечеркнула «нам» и жирно написала «мне»! Ты променяла любимого человека на вшивый комфорт в ненавистном тебе месте с хорошей зарплатой. Ты белобрысое чудовище! А то, что ты сделала, – это не любовь и даже не партнерство, это называется предательство!

– Предатель – это ты! Ты отсиживаешься за периметром в то время, когда меня морально уничтожают! Поэтому я сегодня выбрала для себя лучшее!

– Что, «Д2» лучшее?

– Нет, деньги, которые мне там платят! – Оля неожиданно вышла из образа глупой блондинки. На меня это подействовало отрезвляюще. Она четко, уверенно, без излишних сентиментальностей продолжала: – Ты сидишь там за периметром, зарабатываешь копейки, и что, я должна уходить к тебе? Почему я должна это делать?

– Наверное, потому что ты любишь меня… и хочешь, чтобы мы вместе прошли сложности. Так обычно делают любящие люди. Знаешь, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите»: «Любящие, к сожалению, вынуждены принимать на себя невзгоды любимых».

– Я готова была тебя любить в периметре, но я вижу, что за периметром ты ни на что не способен. Я бы сосала твой х…й, и это была бы моя единственная еда!

– Как у тебя язык поворачивается такое говорить? Только что я тебе зарплату повысил, и ты, выходя из кабинета с довольным лицом, мне такое способна предъявлять?

– Зарплату я сама повысила, и не надо приписывать себе лишние заслуги! Извини, ты не разрешишь мне войти в лучшую жизнь, – сказала она, взявшись за ручку двери юротдела.