Евгений Зубарев - 990 000 евро

Напряжение спало с лица Николь, она весело покачала светлыми кудряшками и неожиданно, близко наклонившись, чмокнула меня в щеку, заодно щекотнув мой мгновенно вспотевший лоб ресницами:

– Идет, дурачина, идет. Вот тебе примерный текст, учи пока умные слова. – Она сунула мне в руку буклеты и снова повернулась к публике.

Ганс, скучая, тут же принялся копаться в буклетах, которые я положил себе на колени.

– О, газета. «Скандалы и убийства», – обрадованно прочитал название Ганс, выхватив из пачки красочный таблоид.

– Михась, глянь сюда, – услышал я удивленный шепот товарища.

Ганс тыкал толстым пальцем в фотографию на развороте. На фото, несмотря на размеры, довольно неважного качества, был запечатлен момент нашего ужина в «Дятле». Я сидел лицом к камере, поэтому мои эмоции были хорошо видны. Я смотрел на Николь, а она рассеянно смотрела вниз, на толпу. Напротив нас была запечатлена Мила со своим гнусным строителем. Мила была видна вполоборота, но ее взгляд, устремленный на меня, тоже был весьма красноречив.

– Тетка-то вчерашняя на тебя реально запала, – ревниво заметил Ганс. – Вот же рот у этой бабищи, прям хоть сейчас женись!

Я выхватил газету у него из рук, прочитать статью. Но там, собственно, никакой статьи и не было – к фотографии прилагался аршинный заголовок – «Михаил Прохоров с новой пассией» и подпись: « Как сообщают наши осведомленные источники, известный олигарх Михаил Прохоров инкогнито проводит время в Москве с друзьями ».

– У тебя родители живы? – вдруг спросил меня Ганс, разглядывая фотографию, и Николь тоже повернула заинтересованное личико ко мне, услышав этот вопрос.

Я опешил, с набирающим силу раздражением попеременно глядя на своих соседей.

– Про папашу ничего не знаю, не видал его никогда, а мать жива, – в конце концов сообщил я.

– Вот мамаша твоя обрадуется, когда эту фотку увидит, – рассудительно заметил Ганс, поглаживая газету своей широкой лапищей.

Я подумал, что моя мать, бессменная заведующая скромной районной библиотеки, никогда в жизни не взяла бы в руки этот дурацкий таблоид, но говорить ничего не стал.

Николь немного помолчала, ожидая продолжения разговора, и тогда я, ловя момент, спросил ее с деланным равнодушием:

– А твои родители где?

– Не твое собачье дело, – огрызнулась она и снова отвернулась к публике. Ее светлые локоны чуть подрагивали, когда она поворачивала голову вслед за наиболее любопытными гостями, и я вспомнил, где видел эту гордую посадку головы, это напряженное внимание на фоне бессмысленной суеты второстепенных персонажей.

Канал «Дискавери», «В мире животных», пума на охоте. Хотя почему сразу пума – может быть, волчица или даже гиена.

Однако первым свою жертву нашел, как ни странно, Ганс – едва на сцене, за столом президиума, началось движение и телеоператоры заняли позиции за штативами телекамер, он вдруг вскочил с кресла и вразвалку поспешил за одинокой темноволосой девушкой в чудном, неровно обрезанном снизу и очень открытом сверху платье.

Девушка повернулась, и я узнал Милу. Она тоже узнала Ганса, несмотря на темные очки, вежливо улыбнулась ему и тут же стала искать глазами меня.

Ганс не дал ей осмотреться, решительно прихватил Милу под руку и повлек куда-то за пределы зала.

– Жениться повел, – прыснула Николь и толкнула меня локтем в бок.

Меня удивил этот едкий смех.

– Это же вроде твоя подруга, – осторожно заметил я.

– Ага, – признала Николь и потянулась к потолку с натужным зевком.

– Не мое собачье дело? – догадался я.

– Точно! – Она повернулась ко мне вплотную и стала смахивать пушинки с костюма с такими усилиями, что это больше напоминало выбивание пыли.

– Она моя подруга, пока не увела тебя, олигарха недоделанного. (хлоп! хлоп!) Знаешь ведь, зачем она пошла с Гансом? (хлоп! хлоп!)

– Трахаться? – предположил я.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

– Трахаться во Дворце конгрессов неудобно, возможен только минет в гардеробе, там места есть зачетные, – со знанием дела сообщила Николь. – Твой приятель за минет поможет ей познакомиться с тобой, а я останусь в жопе. Такая у нее программа-минимум на сегодня.

Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Она устала выбивать пыль из меня и откинулась на спинку кресла, тяжело дыша. Я понял, что она рассержена донельзя. Я тоже откинулся на спинку и стал неспешно раздумывать, почему женщины так беснуются по поводу своих подруг и почему меня поведение Ганса вовсе не раздражает.

Тут на сцене наконец все расселись в соответствии с табелем о рангах, и солидный пожилой господин, пройдя к трибуне, торжественно возвестил об открытии мероприятия.

Затем он же без какого-либо вступления или перехода принялся зачитывать какой-то нудный текст, и зал, после минутного оживления, снова вернулся к привычной суете.

…Зал еще слушал нудного оратора, когда сцена вдруг разверзлась с громом и молниями. Крыша исчезла, стало видно ослепительно голубое небо, и в этом небе появилась сначала черная точка, а потом и сам вертолет. Удивительно, что шум винтов совершенно не мешал мне слышать голоса вокруг. Один из голосов, похожий на голос Гнусного Строителя, донес до меня ужасное известие:

– Кайтесь, нищеброды! Падай ниц, быдло! Олигархи летят!

Поднялся гомон, все вскочили, бешено аплодируя вертолету, а женщины даже принялись срывать с себя то немногое из одежды, что на них сейчас было, и швырять на сцену. Лифчики, трусы и колготки толстым слоем намотались на винты вертолета, замедляя их ход. Скоро машина замерла, и тут же распахнулась дверь салона.

Первым показался полуголый Роман Абрамович в шортах, окантованных стразами, и с футбольным мячом в руках, и тут с мест повскакивали даже мужчины, пританцовывая в экстазе. Следующим по ступенькам вертолетного трапа неторопливо спустился Виктор Вексельберг, в строгом костюме, но с корзинкой, полной раскрашенных яиц, и гомон чуть поутих, но когда в дверном проеме показалось небритое лицо Михаила Ходорковского, в зале наступила полная тишина.

Ходорковский в грязном рабочем комбинезоне, устало держась за перила, сошел по трапу и подошел к самому краю сцены. Там он поднял руку, всю синюю от наколок, и, указывая на меня обкусанным ногтем, закричал что есть силы:

– А олигарх-то ненастоящий! Ненастоящий у вас тут олигарх!

Николь в испуге отшатнулась от меня, вскочила на ноги и даже не закричала, а зашипела, как змея, во все стороны:

– Я не знала! Я не виновата! Он сам ко мне пришел! Вставай, тебя ждут! Вставай же. Просыпайтесь, Михаил Дмитриевич, пресса подошла.

Я открыл глаза и вытер вспотевший от ужаса лоб.

– Михаил Дмитриевич, у вас сегодня четыре подхода к прессе, – официальным тоном сообщила мне Николь, и я догадливо поискал глазами непрошеных свидетелей.