Ольга Столповская - Куба либре

Я взглянула на паспорт, который он сунул мне в руки. Документ не выглядел поддельным. Год рождения почти совпадал с моим.

– Что мне делать с вашим паспортом?

– Заявишь на меня в полицию, если с тобой что-то случится.

У него друзья в полиции, что ли?

– И сколько стоит экскурсия? – Ему удалось заинтриговать меня.

– Что?

– Сколько денег вы хотите за экскурсию?

Он рассмеялся и хлопнул себя по ляжке.

– Мне не надо денег, для меня просто счастье разговаривать с тобой. – Паренек произнес это нафталинно-галантное выражение с безмятежной естественностью, чем вызвал легкую бурю в моей душе, в которой любопытство боролось со страхом.

Я открыла рот, чтобы сказать «нет», но сказала:

Легко обаять русскую женщину, думала я уже в такси. Наши мужчины давно перестали говорить приятные и ни к чему не обязывающие фразы.

Подземный туннель промелькнул, словно в феерическом клипе.

– У вас в Москве много негров? – выяснив, что я русская, спросил он.

Темнокожий водитель такси навострил уши.

– Встречаются, но не часто. Студенты в основном. А твоего возраста, только если шоумены.

За всю мою жизнь я видела в Москве немного взрослых темнокожих. Может быть, двух или трех. Они всегда улыбались мне, поэтому и запомнились.

Мой гид открыл дверцу такси и подал мне руку так, словно я была хрустальной святыней. Я подумала, что он все-таки рассчитывает получить чаевые.

– Кем ты работаешь?

– Поваром.

Неужели он один из этих ребят, которые пережаривают до черноты кур на гриле?

Или этот парень способен на большее? Когда он подавал руку, я ощутила, как груба кожа на его розовых ладонях.

– А я думала, ты Дон Жуан, – улыбнулась я.

– Дон… кто?

– Продавец любви.

Он рассмеялся:

– Нет. Я же сказал: я с тобой не для денег. Ты красивая женщина. Мы с тобой просто проводим время, – сказал он к моему удовольствию и зачем-то добавил: – Кубинцы не могут продавать любовь. Это незаконно.

– Но здесь на каждом углу продают любовь!

– Мы с тобой просто общаемся, говорим о культуре наших стран. Ок? Так и скажи, если спросят. Ты белая, тебе поверят. – Он приложил свою руку к моей, как делают, чтобы сравнить загар: – Ты белая, я черный. Это проблема для тебя?

Моя рука светилась в темноте, отражая свет луны; его, наоборот, сливалась с ночью. Мой знакомый был черен, как самый черный шоколад.

Я стала уверять его, что цвет кожи – для меня вовсе не проблема.

Он пустился в рассказ о том, как трудно черному парню найти приличную работу, типа разделки куриных тушек и жарки лобстеров на гриле. Даже в этих нехитрых позициях предпочтение отдают белым.

«Белые не превращают лобстеров в печеную резину», – подумала я.

Все это стало мне надоедать.

Я сказала, что он очень милый, но я предпочитаю гулять одна, и вернула ему паспорт.

В баре у крепости танцевали сальсу и ча-ча-ча.

Мы решили выпить. Вернее, он предложил мне выпить, принес один коктейль «Куба либре» и торжественно поставил передо мной.

– А ты не будешь пить? – удивилась я.

– Нет, – произнес он довольно мрачно.

– Давай я угощу тебя за то, что показал мне туннель?

– Пить коктейли дорого. Ты можешь купить бутылку рома и колы. Это будет стоить как два коктейля, и мы получим возможность растянуть удовольствие.

– Мы что, алкоголики? Мне достаточно одного коктейля. Вот тебе деньги на два коктейля и сам решай, что будешь пить.

Теперь я была в прекрасном расположении духа.

– О, чикита, я готов убить и Фиделя, и его брата за то, что не имею возможности покупать коктейли! – Он выразительно провел ладонью по горлу.

На парапете стояли старинные чугунные пушки, наведенные на луну. Мы пили и болтали как старые друзья, говорили о Пушкине. И вскоре я почувствовала, что растворяюсь в этом вечере и в этой беседе. Мой гид что-то рассказывал, из чего я запомнила только «холидей итс холидей». И эти слова показались мне очень убедительным.

Его пухлые мясистые губы впились в мой рот. Это совпало с началом новой и очень позитивной мелодии, и мне не захотелось сопротивляться крепким мужским объятиям.

Я почувствовала терпкий, но приятный привкус табака, и мое тело окончательно перестало мне подчиняться. Если бы чугунные пушки, окружавшие нас, начали стрелять сами собой, это уже не имело бы никакого значения.

Поцелуй длился бесконечно долго, и я успела все обдумать и взвесить:

1. Меня никогда не целовал такой большой и сильный мужчина.

2. Я всегда боялась сильных мужчин. Они казались мне опасными, глупыми и грубыми.

3. Я прожила жизнь среди холодных и эгоистичных интеллектуалов, но подсознательно всегда мечтала о поцелуе сильного мужчины. И сейчас, если не обманывать себя, мне хотелось только одного: прижаться к нему и чтобы это никогда не кончалось.

Почему-то представилась церемония бракосочетания: лимузин пятидесятых годов, развевающаяся фата, дом в колониальном стиле и гурьба шоколадных ребятишек, резвящихся в ухоженном садике.

– О, беби, ты такая зажигательная!

Пушкинский дуб превратился в огромную раскидистую пальму, а кот – почему-то в черного петуха.

Мы целовались в баре. Мы целовались у крепости. Мы целовались на камнях под пальмой.

Как можно было так убраться от одного коктейля, не понимаю!

Я вяло сопротивлялась и бормотала:

– Я не уверена! Я совсем не уверена!

Мы любовались океаном, крепостной стеной с пальмой и огромной луной, и он целовал меня снова и снова.

– Твоя кожа светится, словно ты святая!

– Замолчи!

Коричневые вздутые бока пушек блестели в лунном свете. Между крепостной стеной и парапетом цвел жасмин и разбегались таинственные тропинки сада.

– Ты нежнее, чем жасмин.

– Хватит! Не говори мне ничего!

Он ласкал белые цветы своим шершавым языком, и капли росы падали мне на щеки. Время от времени мы возвращались в бар и выпивали еще по «Куба либре».

В эту ночь, среди крепостных пушек и накатывающего прибоя, я засомневалась: а не была ли ошибкой вся моя жизнь?

Он ткнул своим массивным черным пальцем в побледневшую луну:

– Когда увидишь такую луну в своей холодной Москве, вспоминай обо мне, фея Малекона!

У меня по спине пробежал холодок. На пьяную голову мне подумалось, что он совершает что-то типа колдовства, и не исключено, что я и впрямь буду, как булгаковский Пилат страдать при виде луны.

– Не кодируй меня! И так буду вспоминать! Я никогда ни с кем не целовалась в первую ночь знакомства!