Василий Яновский - Портативное бессмертие (сборник)

– Фома, Фома, Фома! – вопили на разные лады у кормы. Одни удивленно, другие возмущенно, третьи даже радуясь неожиданному развлечению. Только голос рыжего старца не звучал в унисон (пока ему не растолковали, в чем дело). А Ипата все заливалась, словно в страшном сне: «Ф-ф-о-о-о…» – не в силах закончить слова или произвести движения.

Только теперь становилась понятной быстрота течения: мальчик пробкой уже нырял далеко позади. Проповедник, пошептавшись с кормчим (Домиником), отдал, наконец, приказание, и бот на всех веслах понесся вслед за мальчиком, барахтавшимся на манер кота в мешке.

И точно в награду за античный подвиг Янины, счастье сразу улыбнулось морякам: парус был поднят, и ветер щедро ударил в полотнище, так что судно, резко дернувшись, уже ровно скользнуло против волны, охотно повинуясь воле руля. Через минуту пресловутый мыс остался уже за плечами; в лицо бил туман, волны расступались, «Сигор», весело поскрипывая, точно на цыпочках, бежал вперед прямо, как выяснилось, на огромную одинокую скалу, угрюмо торчавшую из воды.

«Господи! – взмолились души, еще не успев прийти в себя от только что пережитого волнения. – Христос и Посейдон, спасите, помилуйте!»

Чтобы избежать неминуемой аварии, пришлось положить руль резко направо (не укорачивая главного паруса). Судно наклонилось, черпнуло воды и еще больше припало к волне: вот-вот перекувырнется (или лопнет руль). В эту минуту Корней случайно взглянул вверх на рею и заметил весело расположившегося там курносого отрока, с застенчивой улыбкой игравшего на маленькой свирели. Как бы в ответ на его усердие (музыки не было слышно), палуба мгновенно выпрямилась, главный парус расправился и, легко подхватив корабль, бросил его за порочный рубеж, слегка только чиркнув бортом о камень.

«Кто этот подросток?» – подумал было Корней и сразу забыл, дела было много. Прежде всего следовало узнать, не повреждено ли судно. Когда он снова взглянул на рею, то увидел там только слепо мотавшиеся концы снастей и желтый туман, оседающий вниз.

«Сигор», содрогаясь и скрипя всеми позвонками, резал носом мутную волну; ветер крепчал по мере того, как стихали подло-дикие вопли пропавшей уже из виду флотилии поселян. Ипата, рыжий патриарх, пушка на носу плоского бота, захлебывающийся Фома – все исчезло за романтической бесовской дымкой. Двойная радуга на горе медленно бледнела, растворяясь в ртутных красках. Капитан Андрей что-то приказывал экипажу, в гуще аврала пронзительно звучал свисток боцмана. Паруса были закреплены под нужным углом, дизель выключен, и бег яхты стал ровным, уверенным.

Команда могла, наконец, перевести дух; сменив-шиеся с вахты люди снимали робы. Одни мылись или натирали тело жиром, другие располагались на отдых. Мулат Монблан (с большим бельмом на вытаращенном глазу) обходил пассажиров с горячим кофе и ромом. Друзья собрались в рубке и опять троекратно прокричали «ура» в честь Янины, обязанные ей своим спасением. Ее подвиг поразил этих привыкших к героическим передрягам молодых людей, и все искренне восхищались этой маленькой царственной иностранкой.

Корней, переговорив наедине с капитаном, сообщил экипажу, что собирается немедленно обвенчаться с милой подругой. И юный Андрей Кастер, по установленному с незапамятных времен обычаю, обручил влюбленных, соединив их руки и прочитав наугад страничку из Библии своего отца. После обряда состоялся банкет, и Корней между обильными возлияниями под общий хохот представлял жене новых друзей.

– Это Султан, – показал он на волоокого гиганта, поражавшего своими размерами даже по соседству с атлетического сложения друзьями. – Он силен, красив и добр, – продолжал Корней. – Единственный его недостаток тот, что он верен слову и не понимает шуток.

Все за столом хохотали, громче остальных – пучеглазый великодушный Султан.

– Перед нами второе поколение, – невозмутимо объяснял Корней. – Первое поколение – отцы. Они были героями, люди действия, они совершали подвиги во имя идеи. А здесь собралось второе поколение, жажда дела и способность к подвигу остались, но идеи выветрились. Поэтому мы пальцем о палец не ударим без прямой выгоды. За деньги мы добудем вам философский камень и доставим его к сроку на Луну.

Опять кругом смеялись, даже Бруно чему-то улыбался под темными очками, сидя по левую сторону от новобрачной.

– А это неразлучные товарищи Клим и Нунций, Дон Кихот и Санчо Панса; только если толстый и простоватый сражается с ветряными мельницами, то благородный аскет весьма хитер и себе на уме. Рядом – Нил, самый положительный из всех. С его мнением почему-то всегда считаются серьезные и влиятельные бюрократы. Хотя учился он мало чему в школе и давно забыл пройденный курс. Вот, например, спросите у любого здесь: какая завтра будет погода? Мы ответим неубедительно: солнце, дождь, снег, град – вероятно, кажется. А вот, Нил, скажи, какая завтра предвидится погода, а, Нил? – обратился к нему Корней сухо, как старший к подчиненному.

Нил, тяжелый, круглолицый, краснощекий, с мохнатыми бровями, неторопливо поднялся из-за стола, солидно выглянул наружу, внушительно потер лоб ладонью и с чувством собственного достоинства произнес:

– Так что никак не известно, какая будет погода завтра.

Компания разразилась дружным смехом: Янина, Бруно, Корней, негр Монблан, капитан Андрей – все по-разному веселились. А Нил между тем величественно возвратился на место и спокойно осушил стакан вина.

– За красоту Янины! – поднял бокал Свен, молодой юнга, безусый, весь в крупных веснушках: обычно молчаливый и застенчивый, он, однако, быстро пьянел и тогда становился шумным и придирчивым. Глаза его, маленькие, под красными веками, были почти того же оттенка, что и у Янины: серо-зеленоватые, блестящие и влажные.

– За красоту новобрачной! – поддержали его все в кают-компании. В самом деле, она казалась им и прелестной, и умной, и желанной подругой. – За ее молодость и большое сердце! За ваше семейное счастье! За наше общее счастье в будущем!

– За героев и их подвиги! – возвестил Султан.

– За благополучное плавание! – раздался голос Андрея (почти не пившего вина).

– Ура!

– Еще! Еще и еще! За нашего вождя и его молодую!

Они чокались, опорожняли американское шипучее, которого вместе с провизией было припасено вволю. Нунций и Клим представляли в лицах, как Янина подхватила калеку мальчика и, высоко подбросив, отдала волнам. Смеясь и несколько удивляясь, все расспрашивали ее, как это она сообразила и когда… Вот молодец баба.

– Поздравляем начальника с драгоценной добычей! – пропищал опять Свен.

– Да-да, ура!

Нил обстоятельно рассказывал Бруно про свою невесту на юге; Бруно сидел молча, нахохлившись. Кто-то сунул ему в руку стакан вина, и он все держал его, ежась и кутаясь в старинную шаль.