Михаил Юдовский - Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)

– Я тебе поражаюсь, Светочка, – говорил Борис Натанович. – Ты, такая молодая, такая красивая, и до сих пор была одна!

– Во-первых, я редко была одна, – в тон ему отзывалась Светлана, – а во-вторых, Боря, мне еще ни разу не попадался человек, с которым мне хотелось бы всегда быть вместе.

– А я – такой человек?

– Ты, во всяком случае, человек, с которым мне не хотелось бы расставаться.

– А то, что я тебя вдвое старше?

– Боренька, жизнь и математика – это, как у вас говорят, две большие разницы. Даже если мою жизнь помножить на два, все равно не получится одна твоя.

Тете Розе Светлана не понравилась.

– Красивая, но чересчур умная, – заявила она.

– Что ж в этом плохого, Розалия Семеновна? – удивился Золотницкий.

– Боренька, ты еще мальчик и многого не понимаешь. Когда русская шиксе красива – это нормально. Когда русская шиксе собирается еще быть умной – это таки может кончиться катастрофой.

– Тетя Роза, – улыбнулся Борис Натанович, – у меня, хоть я еще и «мальчик», было уже столько дур, что я немного соскучился по умной.

Но хуже было то, что Светлана с первого взгляда не понравилась Сильве. Поначалу та просто и, не скрывая угрозы, рычала на непрошеную гостью, вознамерившуюся стать в этом доме хозяйкой; когда же Борис Натанович пожурил ее за такое поведение, стала подчеркнуто Светлану игнорировать. Светлана, привыкшая, видимо, ко всеобщему обожанию, оскорблялась и платила собаке взаимной антипатией. Чуткий, как барометр, Золотницкий, оказавшийся внезапно меж двух огней, пытался как-то сгладить неприятную ситуацию и увещевал обеих:

– Девочки, перестаньте ссориться. В конце концов, это просто неприлично. Вы подумали о моей репутации? Не хватало, чтобы люди говорили, будто меня ревнуют друг к другу женщина и собака.

– Кто ж виноват, что твоя собака относится к тебе как к мужчине, – сердито отрезала Светлана.

Наконец, Золотницкий понял, что пора ставить точку в этой чересчур затянувшейся фразе, и сделал Светлане предложение. Та, не задумываясь ни на секунду, его приняла. Свадьбу решили справлять широко, но возникли проблемы с тамадой – никто из собратьев Бориса Натановича по ремеслу не отважился взять на себя эту роль.

– Нужно быть идиотом и самоубийцей, чтобы выступать тамадой в присутствии Золотницкого, – сказали они.

Наконец, удалось соблазнить на это рискованное мероприятие совсем юного, начинающего тамаду, внушив ему, что вести свадьбу самого Золотницкого – блестящая реклама для будущей карьеры. Играли свадьбу все в том же ресторане «Прибой» (как истинный патриот Подола, Борис Натанович категорически отказался от престижного «Динамо»). Избранный на роль тамады юнец поначалу смущался и невнятно мямлил, так что Золотницкому чуть ли не силой пришлось влить в него две рюмки водки.

– Смелее, мой юный коллега, – напутствовал он. – Не нужно дрейфить, вы же не корабль. Вас как зовут? Жора? Очень хорошо. Выпейте еще рюмку, Жора. Вот, отлично. Как вас зовут? По-прежнему Жора? Значит, свое имя вы еще помните. А если вдруг забудете мое, то на всякий случай сообщаю вам, что этого мудака – в смысле меня – зовут Борисом. Ах, как вы напоминаете мне самого себя в начале карьеры!

Юный Жора, знавший Золотницкого в основном по фамилии, и в самом деле намертво зафиксировал в сознании имя жениха; до такой степени намертво, что забыл имя невесты.

– Дорогие… – начал он очередной тост и застыл с открытым ртом. Лицо его сперва изобразило отчаяние, затем вдруг просветлело, и он выпалил:

– Дорогие Адам и Ева! Да-да, я не оговорился. Каждый жених – это Адам, а каждая невеста – Ева, ибо все возвращается на круги своя. И всякий раз мы будем надкусывать пресловутое яблоко, расставаясь с вечным, но скучным блаженством ради сиюминутного, но пронзительного счастья. А поскольку закусывать следует лишь после того, как выпьешь, предлагаю всем поднять бокалы и осушить их до дна за жениха и невесту, выпить и почувствовать, как нам… ГОРЬКО!

– Браво! – раздался голос Бориса Натановича. – Друзья, запомните этого мальчика. Когда Золотницкий уйдет на пенсию и будет выращивать на подоконнике бегонии и алоэ, ему будет спокойно и приятно знать, что его место, хоть оно не так уж и свято, но не пусто. Жора, представьтесь нам полностью.

– Серебрянский, Георгий Яковлевич, – зарделся молодой человек.

– Отлично. Золотницкий, Серебрянский… Чувствуется преемственность. Дорогие мои, давайте уважим Георгия Яковлевича – вы пейте, а я поцелую невесту, потому что, во-первых, вернее, во-вторых, так велел Георгий Яковлевич, а во-вторых, вернее, во-первых, потому что мне самому этого до смерти хочется.

Медовый месяц молодожены провели дома: оставить Сильву было не на кого, а взять с собою – немыслимо.

– Это просто невыносимо, – говорила Светлана. – А если нам действительно понадобится куда-нибудь уехать?

– Куда, например? – интересовался Борис Натанович.

– Да хоть к морю. Я так мечтаю о Крыме. Представь себе: Ялта, набережная, красивые загорелые люди…

– …Убивающие друг друга буквально за место под солнцем. Светик мой, что за радость в этом вавилонском столпотворении?

– А что за радость провести всю жизнь в четырех стенах на Подоле? А если нам вообще придется уехать?

– Не понимаю, – по-мефистофельски поднимал бровь Золотницкий. – Вы о чем, милая барышня?

– Боря, давай без этих штучек. Ты же видишь – все едут.

– Кто все? И куда?

– Дело не в том, куда, а в том, откуда. Мы ведь здесь по сути не живем.

– А что мы, позволь узнать, делаем?

– Выживаем. Как червяки в банке.

– Светлячок мой, – улыбался Борис Натанович, – так, ей-богу, нельзя. С такими мыслями тебе везде будет плохо. Даже в Эдемском саду.

– А ты мне сначала покажи этот сад, – огрызалась Светлячок. – А там уж я решу, хорошо мне или плохо.

Так начались разговоры об отъезде и с тех пор уже не прекращались никогда.

– Меня поражает, Боренька, – долбящим, как бормашина, голосом повторяла Светлана, – почему я, русская, должна уговаривать тебя, еврея, ехать отсюда к чертовой матери.

– А с чего ты взяла, что всем евреям так уж хочется попасть к чертовой матери? – пожимал плечами Золотницкий.

– Перестань. Ты глуп и упрям. Когда я шла за тебя замуж…

– Понимаю. Когда ты шла за меня замуж, ты, наверно, думала, что на мне будет легче отсюда выехать.

– Не лги. Ты знаешь, что я тебя любила.

– Вот так? В прошедшем времени?

– Боже мой! Тебе обязательно нужно ловить человека на слове? Боренька, пойми, я ведь желаю счастья нам обоим.

– А как же Сильва?

– Вот! – восклицала Светлана. – Опять Сильва! Удивляюсь, как ты не положил ее между нами в брачную ночь.

– Светик! – изумлялся Борис Натанович. – У тебя совершенно больные эротические фантазии.