Денис Драгунский - Нет такого слова (сборник)

В самом деле: кухарка мечется, горничная бегает в магазин, мама дает указания, все чистится и моется, накрывается стол, зажигаются свечи, приходят красиво одетые гости, конфеты-букеты, поцелуи-приветы, просто великий праздник! И вот приносят блины. «О! Блины!» – радостно кричат взрослые, они толпятся вокруг стола, накладывают, наливают, нахваливают.

А мальчик громко плачет. Его окружают, гладят, утешают, спрашивают, в чем дело. «Они круглые! – рыдает мальчик. – И тестяные!»

Проще говоря, оладушки. И все. И фунт дыма.

Грандиозная в своей банальности (или банальная в своей грандиозности) проблема. Волшебные блины оказываются простыми оладушками. Ну, не совсем простыми. Чуть больше размером. Чуть пористей. И шуму вокруг больше. Можно сказать пошлость: один видит в праздничных блинах будничные оладьи, другой и в будничных оладьях может рассмотреть праздничные блины. Но как все это скучно… Господи, почему такая тоска?

– Господи, слышишь ли?

– Слышу, слышу, – психотерапевтичным голосом отвечает Господь.

Не сам, конечно, а его голос, записанный на автоответчик. Ибо подобных стенаний возносится к небу столь великое множество, что у Господа Бога нет физической возможности ответить лично каждому.

– Слышу, слышу, – отвечает Господь. – Оставьте ваше подробное сообщение, и с вами обязательно свяжутся.

Когда? Когда в глазах померкнет свет и дух покинет плоть? Или все-таки раньше, когда блины не будут превращаться в кусочки сыроватого горячего дрожжевого теста, а останутся праздником, который хоть и не всегда, но все же с тобой?

Сплошные вопросы.

– Если у вас есть дополнительные вопросы, нажмите единицу в тоновом наборе или дождитесь ответа оператора.

В старинной Большой советской выездной анкете был замечательный финальный пассаж: «Если у вас есть ответы на вопросы, которые здесь не заданы, напишите их на отдельном листе (листах) и вложите в данную анкету». Список вопросов – не заданных, но бьющих в точку! – тут же сам собой складывается в испуганной голове. И уже не до блинов.

Он резал колбасу и говорил:

– А я тут с Ленкой повидался. Двадцать лет прошло, обалдеть можно. Помнишь Ленку?

– Редкое имя, – сказал я.

– Привет тебе! – сказал он. – Из третьего подъезда. А ты что, к ней не кадрился?

– Нет.

– А я подкадрился, – вздохнул он. – Классная была девочка. И сейчас ничего. Давно замужем, сын – студент… Я говорю: «Как сына-то звать?» Она говорит: «В честь отца». Я говорю: «Ну, и как мужа твоего звать?» Она говорит: «Муж у меня Олег Андреевич, а сына я назвала Димой. В честь отца». И на меня смотрит, прямо в глаза.

– Ничего себе! – Я даже присвистнул.

– Вот то-то и оно, – сказал он.

– Хоть на парня поглядел? – сказал я.

– Нет. А зачем?

– Ну, просто, – сказал я. – Взрослый сын, обалдеть. И вообще родная кровь.

– Зачем зря расстраиваться? – сказал он, сгружая колбасу на тарелку и принимаясь за помидоры. – Зачем парня расстраивать? Вообще я не верю в голос крови.

– Правильно не веришь, – сказал я. – Врет она. Мне она то же самое говорила.

– Что? – спросил он.

– То, – сказал я. – Такими же словами. Сына в честь отца, Димой. И в глаза смотрит. Мы же тезки с тобой, ты что, забыл? Классная была девочка, верно. И сейчас тип-топ.

– Ты же сказал, – он развалил помидор надвое, – что к ней не кадрился…

– Я не кадрился, – сказал я. – А она подкадрилась. Ты чего надулся? Она всем врала, тебе и мне тоже.

Он двинулся на меня. Столик уронил, колбаса на пол. У него сносило крышу, прямо на глазах. Здоровый такой бык, накачанный. И нож в руках. Что я должен был делать? Что? Хорошо, там на полу гантели лежали. Едва извернулся, тюкнул и ушел.

Через годик не стерпел, позвонил Ленке. То да се, как муж, как сын, как вообще. И, кстати, как наш общий друг Димочка, если, конечно, помнишь.

– Помню, – говорит.

– Давно, – говорю, – его не видел. Лет двадцать, наверное. Как мы со старого двора разъехались, не видел. Жив или как?

– Или как, – говорит. – К сожалению.

– Ничего себе! – я даже присвистнул. – А такой вроде здоровяк был.

– Да при чем тут. Убили твоего тезку. Нашли на квартире. Криминальные разборки.

– А что, он бандитом стал? – говорю.

– Да нет. Это у ментов отмазка такая. Чтобы не искать.

– Понятно. Сыну рассказала? – ляпнул, сам не знаю зачем.

Потапов, зампред Заксобрания N-ской области, вел прием населения.

Вышел эколог-общественник. За ним по списку шла хозяйка булочной.

Но вошел мужчина в очень хорошем костюме. Правда, вместо галстука была настоящая веревка. За ним шел Нестеренко из международного отдела.

– Инвесторы? – спросил Потапов. – Эльф Акитэн? Креди Сюисс?

– Павлик, давай, – сказал Нестеренко.

Выскочил переводчик, что-то шепнул этому, который с веревкой. Тот заговорил по-иностранному. Павлик стал переводить:

– Позавчера Господь Сил и Властелин Кругов призвал к себе Великого Магистра ордена Ризенцвергеров, Шарля Керуака, правившего под именем Карла Шестого.

– Мои соболезнования, – сказал Потапов, пытаясь не смеяться.

– Вчера, – продолжал переводить Павлик, – Высший Совет Ордена избрал вас, Потапов Федор Сергеевич, Великим Магистром под именем Теодора Четвертого. Большинством в двенадцать голосов против трех.

– Спасибо за доверие, – сказал Потапов. – Нестеренко, что за хрень?

Тут зазвонил телефон. АТС-1.

– Минутку. – Потапов взял трубку.

Звонил губернатор. Сказал, что все согласовано в Кремле и на Старой площади. В свете расширения НАТО и улучшения имиджа России, и пусть Потапов воспринимает это как задание партии и указание президента.

– Предупреждаю, – сказал губернатор. – Обет безбрачия и нищеты! Строго!

– А почему я? – спросил Потапов. Но в трубке были короткие гудки.

– Они по компьютеру выбирают, – сказал Нестеренко. – Методом тыка. Завтра в шесть тридцать будет машина.

– Тоня, – сказал Потапов, улегшись с женой в постель. – Я утром улетаю, срочно.

– В Москву? – спросила она.

– Нет. Забыл узнать. В общем, типа ответственная загранработа.

– Надо же собраться! – Она в одних трусиках вскочила, забегала по комнате, красивая в темноте.

– Не надо. Потом. Ляг, – сказал он. – Тоня, я насовсем уезжаю. Один. Без тебя. Я теперь вроде монаха типа масона по заданию партии и указанию президента.

Она заплакала.

– Это нужно для расширения НАТО, – тоже заплакал Потапов. – То есть для имиджа России. Тоня, у них там обет безбрачия. У меня больше не будет секса. Обними меня, Тонюсенькая моя, в последний раз…