Михаил Нисенбаум - Почта св. Валентина

Эти мысли промелькнули в голове в доли секунды, пока Варя открывала сумочку. «Немыслимо красивые пальцы! Антон, не подведи меня, мой мальчик!» Больной набат гудел под сводами затылка. В руках у Вари возник бело-желтый «кодаковский» конверт. Достав увесистую пачку снимков, она не передала ее сразу Стемнину, но внимательно проверяла каждый новый снимок и откладывала некоторые обратно в конверт.

– Тут нам всего год и один месяц.

Голос ее изменился. На снимке в плену у огромного бессмысленного медведя, надувного мяча и пластиковой пирамидки мешковато сидел малыш с приоткрытым ртом.

– Такой смешнючий хохолок! – подсказывающе радовалась Варя.

– У него твои глаза.

– Ты думаешь? А вот это уже год и пять месяцев, на даче, купаемся.

Директор Департамента писем старательно улыбался и пытался скрутить мысли в какую-нибудь внятную формулу, которая помогла бы справиться с беспокойством и поддержать разговор в нужном ключе. «Нет, он совсем не ужасен, обычный мальчик, наверное, хороший даже. Потом, маленькие дети всегда кажутся пристукнутыми, вспомни свои фотографии. Со временем привыкнешь, может, даже полюбишь». Не было ничего отпугивающего в этих снимках годовалого, двухлетнего, трехлетнего мальчика с серыми глазами и гладко причесанными светлыми волосами. Незачем было раздражаться и по поводу равнодушия фотографа или переслащенной манеры одевать ребенка в жилетки, галстуки-бабочки и глянцевые ботиночки наподобие малолетнего официанта. Главное, что заставляло Стемнина сжиматься внутри – чувство, что ребенок ему совсем чужой, а относиться к нему как к чужому будет невозможно. Что нужно сделать, чтобы почувствовать родным человека, которого минуту назад ты себе даже не представлял? А признаться Варе в этих чувствах значило перечеркнуть сегодняшний день, все предыдущие встречи и собственные письма.

– Тебе плохо, Илья? – встревоженно спросила Варя, забирая у него очередной снимок. – У тебя такое лицо…

– Слушай, а Валентин… Валентин Веденцов не знает про наши… Про нашу встречу? – неожиданно пробормотал Стемнин.

– Веденцов? А зачем ему знать? – удивилась Варвара.

– Я имею в виду… Он не против?

– Да нам-то что за дело? Послушай, ты странный какой-то.

– На самом деле я вот что хотел сказать, Варя. Только ты меня выслушай и пойми.

Она смотрела на него внимательно и без настороженности.

– …Меня очень тронуло, что ты доверилась мне и показала эти фотографии.

– Правда же, он хороший?

– Наверное. Наверняка. Я… я не знаю. Вот об этом я и хотел сказать. Ты должна запомнить. Я постараюсь делать все как надо… Ничего не портить… Что я не умею разговаривать с маленькими детьми – не страшно, научусь, я люблю учиться. Но это все и, главное, чувства, да? – все это будет не сразу. И я, честно, не знаю когда. Понимаешь?

– Ну конечно, понимаю. Ты такой хорошенький и такой дурачина! Допивай свой кофе, и не надо бояться. Кстати, ты не будешь доедать этот кусок? Можно я?

Она совсем не рассердилась на него! Даже стала еще добрее и теплее. Почему? Он не понимал. Напряжение спало, хотя голова продолжала болеть, только сейчас он ощутил неимоверную усталость после сегодняшнего дня. Тихо играла музыка, пахло горячими булочками с корицей, звякнула ложка.

На улице Варя сама взяла его за руку. Стемнину показалось, что она пытается загладить какую-то вину, хотя сам чувствовал себя гораздо более виноватым и точно знал за что. На детской площадке во дворе Вариного дома они поцеловались – впервые. Он задыхался от ее запахов и непомещающегося, распирающего счастья.

В понедельник дождь заладил сразу после того, как руководители отделов и департаментов собрались на летучку. Просматривая видео свадьбы, заслушивая отчеты и короткие выступления, Веденцов в вязаном жилете, а с ним и остальные, поглядывал в потемневшее большое окно, где утро раздумало превращаться в день, а решило пойти обратно в предрассветье.

– Разрешите вопросик? – поднял руку Владислав Басистый, как всегда замаскированный улыбкой. – Куда вы дели этого лейтенанта? Подставного отца в детском саду? Вроде врач хотел пригласить его на свадьбу, познакомить с женой…

– Это не было предусмотрено, – лениво произнес Кемер-Кусинский, глазами спросив у Веденцова разрешения ответить. – Лейтенант потребовал инструкций, ему велели попрощаться. Проводил «сына» до машины, отдал ему планшетку с халвой… Да ведь все понимал этот Вартан Мартиросович – слава богу, профессор, доктор наук. Правда Филипп, актер, потом сообщил, что получил от «сына» визитку. Я запретил ему вступать в контакт.

– Запретили? – рассеянно переспросил Веденцов. – Зачем?

– Это же очевидно, Валентин Данилович. Сейчас у врача имеется цельное воспоминание об эпизоде с «отцом». Послевкусие неповторимого события. Мы придумали актеру эту роль, ввели его в образ, сочинили реплики, по нескольку вариантов для каж дой развилки разговора. Этот Филипп – хороший парень, живой, но он ничего общего со своим героем не имеет. Ну позвонит, ну навестит, ну расскажет о каких-нибудь своих актерских успехах, о своей настоящей семье или о своей девушке. А то еще врачу взбредет отблагодарить мальчика. Словом, ни к чему все это. Вся наша работа по созданию переживаний пошла бы насмарку.

– Жестокий вы человек, Андрей Гаврилович. Разлучили тень отца с Гамлетом. – Улыбка Басистого на мгновение превратилась в усмешку.

– С единственной целью, Владислав Аркадьевич: пусть остается тенью отца. Иначе тень появится, а отец исчезнет.

После докладов Валентин поблагодарил всех, кто участвовал в подготовке мероприятия, и, сделав паузу, произнес:

– Если когда-нибудь… мало ли… мне приспичит в очередной раз жениться, считаю, за персональное шоу можно быть спокойным.

Он в очередной раз поглядел поверх голов в сплошь засеянное мелкими каплями стекло, за которым город превратился в размытые темноцветные дымы.

– Экхм… Валентин Данилович, позвольте полюбопытствовать. Что-то прямо серьезно намечается или вы сугубо теоретически? – с бархатистой вкрадчивостью спросил финансовый директор.

– Сугубо теоретически. Кристально теоретически, – задумчиво отвечал Веденцов, не отводя глаз от окна. – Хотя случаются и сюрпризы. Практически. Правильно я говорю, Илья Константинович?

Стемнин, который и без того нетерпеливо ерзал с самого начала летучки, едва не подскочил, а Валентин обычным тоном приказал:

– Все свободны, кроме господина Звонарева.

Паша, который успел в числе первых добраться до двери, укоризненно крякнул и поплелся обратно к столу.

Вне себя от беспокойства, глава Департамента писем поднимался по лестнице, машинально ведя пальцем по серебристым отсветам на стене. Переписка Веденцова (точнее, участие в ней самого Стемнина) прекратилась довольно давно. Кто знает, что произошло между Веденцовым и Варей? Бывший преподаватель хотел бы надеяться, что прекратилась не только переписка, но и любые отношения. К тому же Варя не стала бы показывать фотографии сына и целоваться со Стемниным, если бы между ней и Валентином что-то было. А вдруг? Женщины ведь всегда выбирают. Илье Константиновичу не хотелось думать про Варю плохо, но думалось поневоле. Пусть Варя чиста, но что мешает Веденцову строить свои планы? Может, он собирается сделать Варе предложение и добиться своего таким образом? Кто знает, оправданы ли такие надежды, хотя целеустремленности Валентину не занимать. А что значит это «в очередной раз жениться»? Но в одном сомневаться не приходилось: тому, кто перебежит дорогу Веденцову, не поздоровится.