Маша Трауб - Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба

– Нет, не продам тебе, иди, куда шла, – обиделась женщина. – Ты уже себя отрезала. И некому тебя на путь наставить. Сама лучше всех знаешь. Только я тебе скажу вот что… Слушай, что говорят старшие. И вся твоя суета от страха. Прогони страх и не вырывай корни, тогда все будет так, как я тебе сказала.

– Послушайте, вам же нужно продать веники, а я хочу купить, так в чем проблема? – В Нине заговорила раздраженная столичная жительница.

– До свидания, иди, куда шла, – сказала строго женщина.

Нина смотрела, как женщина катит свою тележку, а веничек, сшитый неловкими, но старательными девичьими пальчиками, неровными стежками, привязанный бантиком к ручке, уезжает от нее. Она ведь помнила, как мама подарила ей точно такой же, и тоже купила его у женщины случайно. Та долго спрашивала – для кого веник? И, только узнав, что веничек – для девочки пяти лет, дочки, умницы и красавицы, согласилась продать.

Нина уже чуть не плакала.

– Пожалуйста, подождите, – окликнула она женщину.

Та остановилась.

– Пожалуйста, продайте мне веник. Очень вас прошу. У меня такой же был в детстве. А мама уже умерла. Я приехала домой и только вчера была на кладбище. Там все заросло.

– А землю соленой водой поливали? – деловито осведомилась женщина.

– Поливали, но все равно рубить пришлось.

Женщина кивнула.

– Пожалуйста, я вас очень прошу. У меня ведь почти ничего не осталось из детства, от мамы. Я все крестной отдала. Даже палочку для косточек. Но я обязательно рожу дочку. Я уже держала ребенка на руках. Соседка попросила. Девочке два месяца. Знаете, она у меня даже не плакала. А завтра свадьба у моей подруги. Даже не подруги, мы в школе за одной партой сидели. И вдруг она меня пригласила. Вот я и приехала. И все сразу навалилось. Столько событий. И воду не дают. Вчера из-за дождя не было.

– Да, у нас тоже не было – «старая» вода. В пять часов только дали, – кивнула женщина.

Нина понимала, что рассказывает бессвязно, сумбурно, что понять хоть что-то из ее речи невозможно. Но женщина, казалось, все понимала, и для нее все было логично. Так, как должно быть.

– Хорошо, – кивнула она, – я продам тебе веник. Уговорила. Бери. Дочке скажу, что у тебя есть ребенок.

– Спасибо. – Нина прижала веничек к груди. Трясущимися руками она отсчитала монетки, по курсу вышла просто смешная сумма – на метро один раз проехать. Но так тяжело Нине не далась ни одна покупка. Ни одна вещь не принесла такой радости. Ни одна трата не доставила такого удовольствия.

Нина с веником в руках добрела до автобусной остановки и по наитию доехала почти до дома. Она не помнила ни номера автобуса, ни маршрута, просто села во второй по счету, который, как оказалось, шел почти до их дома. Она смотрела в окно и видела, что ее бывшую школу покрасили в радостный розовый цвет. Что книжный магазин, в который она заходила с мамой, стоит на прежнем месте. Открыт. Перед ним толпятся туристы и фотографируют фасад. Местная достопримечательность.

Вот продается дом. Старый, с красивым балконом, увитым диким виноградом. На первом этаже – торговая лавка со стойкой, на втором – явно комнаты для семьи. Нина подумала, что хотела бы жить именно в таком доме – спускаться на «работу» и подниматься «домой» и не стоять в душном метро, прижатой к дверям, не слушать шум в собственных ушах от духоты, не задыхаться от чужих запахов, не чувствовать чужое дыхание. Не заниматься делом, которое не приносит тебе ни радости, ни удовлетворения. Не жить от понедельника до пятницы, не валиться на диван после работы, поскольку нет сил даже чего-то хотеть. Жить в таком доме, торговать пирожными или устроить внизу детскую комнату. Делать то, что хочется – с удовольствием, с отдачей, и засыпать с чувством, что день прожит не зря. Нина в этом стареньком автобусе, где ей было хорошо, вдруг решила, что работу нужно менять, что пройдет еще три, пять, десять таких же бессмысленных лет, а она и не заметит. И останется с тем, что есть сейчас, – с квартирой, одиночеством и цветами на подоконнике. И все. Вся жизнь. «От забора до обеда», – как говорил дядя Вахо. Нина никогда не понимала этой присказки, и только сейчас до нее дошло, что это значит. Это ее жизнь – от забора до обеда. И больше ничего. Даже Натэла поступила умнее. Пусть она познакомилась по Интернету, пусть ее считают сумасшедшей, но она хоть что-то делает, чтобы вырваться из этого круга – работа, дом, одиночество, работа, дом. И пусть ее Джей – не идеал мужчины, и у него есть его Линда и еще бог знает кто там, в Америке, пусть у него нет пяти домов, трех машин и счета в банке, как думает Натэла, но она хоть что-то пытается изменить. А она, Нина, ничего, ничегошеньки не делает. И никогда у нее не будет такого взгляда, как у Натэлы, когда она смотрит на своего Джея.

Автобус опять остановился как раз напротив магазина со свадебными платьями в витрине. Платья были «богатые» – расшитые по лифу и подолу золотыми нитями, пышные, с юбками, стоящими колоколом. Нина вспомнила, что в детстве часто стояла перед этой витриной и мечтала об одном из таких платьев – белом, с открытыми плечами, традиционном. И чтобы были фата и длинный шлейф. Она вдруг очень захотела хотя бы померить такое платье. Просто увидеть себя в нем в зеркале. Постоять, рассмотреть хорошенько и запомнить.

Нина добралась до дома на ватных ногах. У нее не было никаких сил здороваться с соседками и отвечать на их расспросы. Она кивнула и зашла в подъезд. Отсчитала ступеньки и зашла в квартиру крестной. Дверь, как всегда, была открыта.

– Кто там? – крикнула тетя Ася, не вставая из-за стола.

– Это я, – ответила Нина.

– Нино! Иди сюда, покажись!

– Не могу. Воду дали?

– Дали, дали.

– Я в душ!

Нина прямо с порога пошла в ванную, где наконец смыла с себя и прическу, зацементированную лаком для волос, и ногти – благо на полочке стоял ацетон. Она сто лет не видела настоящего ацетона и почти завороженно вдыхала запах, стирая праздничный лак со своих ногтей. Когда мама была жива, Нина всегда морщилась и выбегала в коридор, когда мама «стирала» ногти. А сейчас она сидела на краю ванной и наслаждалась запахом, как наркоманка. Вода принесла ощущение свежести и легкости. А помытая голова отрезвила, прочистила мозги. Нина как будто проснулась.

– Что ты наделала? – ахнула тетя Ася, которая стояла на пороге ванной с чистым полотенцем в руках. – Как же ты завтра пойдешь? – Крестная чуть не плакала.

– Я спать хочу, – сказала Нина.

– Натэла звонила. Они в ресторане.

– Не-е-ет! – закричала Нина.

– Я ей так и сказала, – спокойно ответила крестная.

Нина рухнула на кровать.

– Спи, дочка, спи. – Тетя Ася закрыла дверь. В этот момент зазвонил телефон, и крестная стала рассказывать, что Нина вернулась, легла спать, смыла маникюр и непонятно, как она завтра пойдет.