Владимир Маканин - Провинциал и Провинциалка

Жили неважно. Но это еще не значит, что они не были счастливы.

Дягилев ушел из института на четвертом курсе. Все колебался, не взять ли отпуск с правом восстановления, но так и не взял. Волокитное дело. Он стал матросом – объездил весь белый свет. Тонул. Болел. Охотился под водой. А в одной из стран Ближнего Востока попал в холеру.

Кораблю там было приказано покинуть порт, и Дягилев вернуться на него не успел. Двадцати четырех часов не дали. Дягилев и некий Стефан, провиантщик с польского судна, оказались там вдвоем. Без языка. И с очень незначительной валютой. Вдвоем они пробирались ночами через всю страну, прячась и обманывая холерные патрули. Сумели перейти границу. И уже в другой стране пробрались в порт. В порту, уже видя на близком расстоянии корабль с польским флагом, Стефан умер. Он умер, повторяя свое «не сгинела». Поляк всегда поляк. А Дягилев холеру пересилил. Он сумел попасть на чей-то корабль. Затем добрался к своим. Уже тут погиб, гоняясь за какой-то необыкновенной рыбкой. Он очень любил подводную охоту. Так и погиб.

Ну-ка, скажите, что он не был счастлив.

Весельчак Толя Тульцев женился в третий раз. Он был, кстати сказать, хорошим инженером. Но ему все «было мало». «Жизненная нитка – это мура, хочешь, я тебе расскажу о жизни?» – сказал он.

Он сказал, что провинциал должен найти в жизни нечто, что полностью задавит ему мозги и выбьет из него веселость. Ему нужен груз, как ослу. Иначе провинциал не будет счастливым. Иначе он будет думать, что вот приехал сюда, а так-таки ничего и не нашел. Груз, чтоб от тяжести обвисли плечи и вывалился язык. А в качестве дополнения хотя бы маленькую гипертонишку. Для начала… И вот у Толи была уже третья жена. И ребенок был. И гипертонишка. И у каждой из двух оставленных жен было тоже по ребенку. Но ему все еще «было мало».

И однажды он заговорил так:

– Со мной что-то странное. Я хочу бегать на длинные дистанции.

Сначала все решили, что Толя попросту спятил.

А страсть к бегу тем временем разгоралась. Толя всерьез участвовал во всех соревнованиях для начинающих. И ведь уже была не юность. И алименты платил по двум каналам. И в своей семье тоже – болели. И вот инфаркт, и только тут плечи Толи обвисли, глаза посуровели, веселье пропало, и плюс та самая небольшая гипертонишка. Весь ассортимент. Груз был найден: Толя Тульцев стал счастлив. Наконец-то. Он так и говорил:

– Тяжело, хоть в петлю. Жизнь жуткая. Я уже не помню, когда я смеялся. Нет больше Толи Тульцева… – И добавил: – Но, ты знаешь, кажется, я наконец-то утолил жажду.

Вот так все и шло. Своим чередом.

Была такая девочка. Валя Чекина. Жила в провинциальном городке, жила без отца, неплохо училась. Провинциалочка. Поступила в институт в Москве. И даже закончила его. Вышла замуж за своего однокурсника Гребенникова. Увлеклась – и вышла замуж за другого. А затем опять вернулась к Гребенникову. И они опять неважно жили.

Была она и нелживая, и неискренняя. Была вне этих слов, сама по себе. И это ерунда, что я так подтасовал факты, чтобы в конце ее как бы наказать за ее переменчивость. Этого нет. Я бы и рассказывать не стал такого… Я считаю, что она счастлива. И всегда была счастлива. Я на этом стою. В этом есть не очень-то выразимая, но очень важная мысль.

Все, кого я ни встречал из «наших», говорили, что Гребенниковы живут плохо. Валю поругивали, но еще больше осуждали самого Гребенникова: «Тряпка, а не мужчина. Слюнтяй. И чего он с ней мучается?.. Оторвал бы разом – и кончено…» Такие вот разговоры.

Я слышал, что живут они по-прежнему в Подмосковье, и что «все у них плохо», и что Валя все еще не может окончить аспирантуру. И оказалось, что так оно и есть. Однажды Гребенников приехал ко мне ночью, и я узнал, как говорится, из первых рук.

Был уже час ночи. Он позвонил в дверь, а я, и жена, и наша дочка спали. Я открыл ему:

– Входи. – И я добавил: – Только тс-с… спят.

Квартира состояла из комнаты и кухни – мы прошли на кухню. Мы сели, закурили, и Гребенников очень спокойным и простым голосом стал рассказывать, что Валя опять его обманывает.

– Она была в Киеве. Там что-то вроде съезда по вычислительным машинам – всю молодежь пригласили…

Для постороннего человека голос Гребенникова показался бы совсем уж ровным и как бы будничным:

– Съезд еще продолжается, а Валя оттуда незаметно уехала. Удрала. Ее там уже нет.

– Ну и что?

– Да ведь и дома ее нет, – все так же буднично проговорил он.

– Где же она?

Он невесело усмехнулся. И молчал.

Я встряхнул головой:

– Ты извини. Я сонный… Рассказывай, рассказывай!

– Да что ж рассказывать. Часть людей вернулась из Киева пораньше. Встретил я на работе Витьку Флягина, встретил вашего Тиховарова…

– Тиховарова? – переспросил я.

– Да… Как, говорю, съезд? То да се. А как, говорю, моя Валя?.. «А она же вернулась. В одном вагоне ехали», – сообщил мне Тиховаров.

– Ну?

– Ну и все. Сказал я Тиховарову: «Пока», – и быстренько домой. Ждал, ждал – ее нет.

– Может быть, задержалась где-то. Например, в магазин пошла…

– Это было два дня назад.

Я молчал. Затем, как бы размышляя, сказал:

– Значит, она где-то здесь? В Москве?

– Да.

– Задача… – сказал я.

Он улыбнулся этакой характерной своей улыбкой – тихой и будто бы даже покорной:

– Только не делай вид, будто ты не догадываешься…

– Я догадываюсь. Ну, разумеется… Я конечно же – и как тут не догадаться, – заспешил, заторопился я.

– Все просто. Она здесь. Она в Москве. Она с кем-то. – И он улыбнулся с той же своей естественностью и простотой: – И я хочу ее найти.

Я все это понимал – да оно и немудрено было, зная Валю! – но вот что мне было неясно:

– А почему ты ко мне пришел?.. Я же ничего не знаю.

– Ну так. Все-таки беда у меня случилась… Совет дашь. Друг все-таки.

Я не мог дать никакого совета. И другом его я не был. Тут было вот что: я и его Валя были земляки, были родом из одного маленького провинциального городка. Вот и все.

– Д-да… Друг – это конечно, это разумеется, – сказал я сочувственно, – но что же я могу посоветовать?!

Я вытащил остатки ужина, налил чаю.

– Давай-ка горяченького…

Из комнаты выглянула жена. На плечи она накинула одеяло – вот так, верхней половиной, и выглянула:

– Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, – сказал я поспешно. – Ничего. Спи.

Она сонно щурилась на свет:

– Правда?.. Может, что случилось?

Гребенников улыбнулся ей:

– Нет.

И я сказал:

– Павел зашел к нам переночевать. Вот и все.

– Ты найдешь, что ему постелить? – спросила она.

– Найду.

– Одеяло в шкафчике.

И она ушла.

– Замечательный чай… – Гребенников медленно вертел в руках стакан. – …Замечательный чай. Мне ведь и правда надо бы у тебя переночевать.