Олег Рой - Искупление

– Ой, Станислав Михайлович, вы! – встрепенулся менеджер. – Извините, я вас не заметил.

– Что за особняк? – настойчиво повторил глава фирмы. – И о каком пожаре идет речь?

– Да тут, неподалеку, в переулке особнячок, – отвечал Владимир, произнеся название переулка. – Хотя какой там особнячок, одни развалины от него остались. Мы его выкупили, собирались снести, но вышла заминка из-за защитников московской старины, они, как обычно, шум подняли, мол, ох, ах, памятник архитектуры… Ну, мы его и собираемся спалить, как обычно это делаем в таких случаях… Один раз уже попробовали, но пока не получилось.

– То есть как это – «обычно делаем»? – возмутился Стас. – Что ты такое несешь?

Оба сотрудника с изумлением поглядели на шефа.

– А что я такого сказал? – в свою очередь изумился Владимир. – Андрей Вячеславович всегда давал такое распоряжение, когда возникала проблемная ситуация. Нанимаем людей, они поджигают, пока пожарные приедут, все выгорает дотла. А потом все списывают на бомжей или неисправную проводку. Обычная практика… Вы разве не в курсе?

Стас стоял как громом пораженный. Слова «обычно делаем» добили его окончательно. Выходит, Таня не ошибалась, когда обвиняла его компанию в гибели своей семьи… Получалось, что его хваленая «ОСК», которой он так гордился, неоднократно пользовалась этим подлым методом достижения своих целей. И от этого гибли люди… Вплоть до того, что несколько дней назад чуть не погиб он сам в развалинах особняка, который должны были поджечь по заказу его же фирмы. Вот ведь какие нелепые повороты делает иногда судьба!

Стас с неприязнью поглядел на своих сотрудников. Оба потные, взлохмаченные, разгоряченные корпоративным весельем. Пиджаки остались в зале, воротники рубашек расстегнуты, и у обоих на шее болтаются крупные золотые кресты на толстых золотых же цепях. Стас вспомнил свой разговор с Таней о крестиках, религии и вере, и его передернуло.

– Вот что, – проговорил он, наливаясь ледяной яростью, – с сегодняшнего дня фирма больше не нуждается в услугах ни одного из вас. После праздников придете в кадровую службу и оформите свое увольнение.

И даже не оглянувшись на оторопевших от неожиданности подчиненных, развернулся и вышел прочь из ресторана.

Тридцать первого декабря Стас проснулся поздно, чуть ли не около полудня, однако при этом чувствовал себя совершенно невыспавшимся и разбитым. На душе было скверно, настолько скверно, как никогда еще не бывало. Даже в развалинах особняка. Он долго лежал, глядя в белоснежный потолок, и не испытывал никакого желания подниматься и что-то делать. Мысли о смерти Олеси, о поджогах, о Тане тяжелым грузом навалились на него и, казалось, придавили так, что лишили возможности двигаться. Прошел, наверное, час, прежде чем он заставил себя встать и пойти в душ.

А дальше потянулся серый безрадостный день. Стас чувствовал себя машиной или даже механической игрушкой, которую завели ключом и которая ходит, одевается, что-то ест, включает и смотрит телевизор – и все это бездумно, абсолютно автоматически, не испытывая при этом никаких чувств. Только пару раз за день он ощутил некую эмоцию – это была досада, которая возникала в душе после сообщения Сергея, что Таню до сих пор так и не нашли, и в особняке она больше не появлялась.

Днем снова позвонила Диана и напомнила про благотворительное мероприятие на Новом Арбате. Ехать туда не хотелось. Впрочем, и оставаться дома не хотелось тоже. Не хотелось вообще ничего. И потому он собрался и поехал. В конце концов, не все ли равно, где находится тело, когда в душе царит полнейшая опустошенность…

Благотворительное мероприятие проходило в одном из самых шикарных столичных ресторанов, где собралось столько народу, что, как говорится, яблоку негде было упасть. Казалось, весь московский бомонд решил отметиться здесь, продемонстрировать наряды, прически и макияж, выпить по бокалу шампанского, обменяться лицемерными улыбками и неискренними поздравлениями с ненавистными людьми, покрасоваться перед камерами фотографов, а если повезет, то еще и с томным видом поведать журналистам, какое значительное место в их звездной жизни занимает благотворительность, ведь это так важно, так важно – помогать больным детишкам и бездомным собачкам, они такие милые, и детишки, и собачки… И после этого с чувством выполненного долга упорхнуть дальше праздновать Новый год.

Оказавшись в огромном зале, украшенном переливающейся всеми цветами шикарной мишурой и новогодними растительными композициями от известного флориста, Стас сразу вспомнил комнату в особняке, в которой Таня развесила по обшарпанным стенам обрывки елочного дождика и вырванные из журналов картинки. Как неприкаянный бродил он среди этой пестрой, разодетой, сверкающей бриллиантами праздной толпы, отвечал на чьи-то приветствия, с кем-то даже разговаривал – но при этом не видел лиц и не мог отделаться от ощущения, что присутствует на карнавале. Одни маски, кругом одни маски! Да и сам он ничуть не лучше, такой же ряженый и лживый, как и все остальные. Стас глядел, как льется рекой французское шампанское, как ломится от икры, мясных и рыбных деликатесов, фруктов и пирожных фуршетный стол – а видел перед собой Танин пакетик, в котором сиротливо ютились объедки макдоналдсовских булочек. И снова и снова вспоминал рассказ девочки о том, как она, по наивности, пришла однажды на благотворительный вечер в надежде, что ее там накормят. Даже место было то же самое – Новый Арбат…

Внезапно кто-то довольно бесцеремонно дотронулся до руки Стаса, силой заставив его выйти из задумчивости. Он обернулся. Рядом стояла, сверкая золотом и драгоценными камнями, разряженная в меха светская львица. Эта дама, которая сама себя называла «профессиональной благотворительницей», была учредительницей одного из фондов, куда «Объединенная Строительная Компания» перечисляла деньги. Дама защебетала о каком-то очередном благотворительном рождественском бале, на котором будет прекрасный фуршет и потом пресс-конференция, о том, что будет здорово, что он непременно должен принять участие! Пока она говорила, Стас отрешенно смотрел в сторону, а затем протянул руку и с усмешкой дотронулся до одной из ее огромных бриллиантовых серег.

– А это тоже куплено на благотворительные деньги, да? – спросил он.

Холеная «львица» испуганно отшатнулась от него, явно подумав, что Шаповалов определенно свихнулся. Но потом, видимо, сообразила, что он очень богат, ссориться с ним – себе дороже, и бессвязно забормотала что-то о том, что «благотворителям ведь тоже надо на что-то жить и иметь хоть какую-то личную выгоду со своей работы…»