Михаил Гиголашвили - Толмач

Мирзада спокойно пожала плечами:

– Урда давал, дэти спал. Вай, Альбаганчи, осторожна! – вскрикнула она, видя, что тот, насыпав на брата остатки календаря, начал рвать обложку свода законов, вытащенного под шумок с нижней полки.

Теперь, после шоколада и чипсов, дети захотели пить и писать. Я отвел их в туалет, где они дружно и бойко пописали в высокие для них писсуары, ни за что не соглашаясь пописать в унитаз, считая, очевидно, это недостойным мужчин занятием. Шнайдер тем временем рассчитал что-то на бумаге и сказал:

– В начале 99-го года в Чечне активных действий еще не было. Откуда взялись эти раненые?

Мирзада отозвалась:

– Мала-мала вэзде вайна был. Зачистка. Руски рэйды дэлал.

– Брали вы деньги за постой раненых?

– Я нэ знай, муж знаэт. Мнэ кто сказал, откуда знай?

– Ладно, спросите тогда ее: после первого эпизода, в 99-м году, она еще принимала у себя раненых?.. Это-то она знать должна!

– Нэ принимал, – ответила Мирзада.

– А какой был состав раненых? – не унимался Шнайдер. – Кто они были? Ну, русские, чеченцы, узбеки?

– Кавказки был, чорны. Руски всяки чорны убивала, паспорт не смотрэла, всэм стрэляла.

– Кстати, а где ваш паспорт?

Мирзада удивилась:

– Гдэ? Откуда знай?.. – Она покачала младенца и спокойно объяснила: – Муж грузовика сказал, куда эхат. Грузовика привэзла, я глаз открывал – уже Гэрмания. Вай, откуда знай, гдэ паспорт?.. Муж знаэт.

– Хорошо, хорошо, – отмахнулся Шнайдер. – Ваш муж все на свете знает, я понял, а вы ничего не знаете.

Братья тем временем подобрались к штепселям и розеткам. Я предупредил об этом Шнайдера, он попытался их остановить, но они подняли шум, обошли его и начали с воодушевлением выдергивать шнуры. И тогда Шнайдер подхватил старшего Альбаганчи и посадил себе на колени:

– А вы второго возьмите. Как-нибудь закончим.

Мирзада тихо спросила меня, соединят ли ее с мужем, когда тот приедет. Я перевел вопрос Шнайдеру. Придерживая правой рукой на колене малыша, левой он молодцевато потер свой бобрик:

– Муж, наверно, тоже тут, с вами вместе приехал, где-нибудь сейчас под окнами стоит… Я ни за что не поверю, чтобы какой-нибудь нормальный человек отправил бы беременную жену с тремя детьми в грузовике в неизвестном направлении. Да еще мусульманин!.. Быть такого не может!..

Тут Альбаганчи выхватил у него из кармана удостоверение и швырнул его на пол, а Бальбаганчи с моих колен дернулся вперед и опрокинул стакан с водой на младенца, которого Мирзада, устав держать на руках, положила на стол. Младенец заплакал.

– Давайте в темпе! – сказал скороговоркой Шнайдер. – Были у вас когда-нибудь какие-нибудь проблемы с полицией или другими органами безопасности? Не у мужа, а у вас лично?

– Нэ знай, муж знаэт. Он охрана жэлэзны дорога работала.

– В охране железной дороги, вот оно что!.. Значит, он государственный служащий?

– Да, служба ходил. Иногда нэдэли дома не была.

– А может, он просто деньги растратил – и потому в тюрьме сидит, – прищурился Шнайдер. – А?.. Ладно. Неважно. Чего вы лично опасаетесь в случае возврата на родину?

– Нэ знай, муж знаэт. Как муж говорит – нада дэлат.

– Хотите что-нибудь еще сказать?

– Муж скажэт, когда здес будит. Я что знай?.. Ранэны кормил, бинт-пэрэвязка делал, дэти смотрел, дом убирал, кушат готовил, работа ходил. Э, все дэлал… Устал…

Тут Альбаганчи схватил со стола очки Шнайдера и швырнул их в монитор. Одно стекло вылетело из оправы, но не разбилось. Шнайдер с кротким ворчанием ссадил мальчика с колен. Тот кинулся ко мне и начал стаскивать брата с моего колена. Под возню и плач Шнайдер выкрикнул:

– На этом закончим! – выключил диктофон и начал прилаживать стекло в оправу.

Мирзада еще раз поинтересовалась, будут ли они жить вместе, когда приедет муж? И сколько ей полагается социала за троих детей? И возьмут ли их тут в детский сад, а то она совсем измучилась без мужа с тремя детьми в чужой стране без языка и денег.

На это Шнайдер рассеянно ответил:

– С мужем жить лучше у себя дома, а не в лагере… Спросите ее, не хочет ли она что-нибудь добавить, сообщить?

Мирзада подумала.

– Я нэ знай, муж знаэт. Вай, Бальбаганчи! – крикнула она, увидев, что дети сообща выволакивают с нижней полки папки с делами.

– Все! Все! – засуетился Шнайдер. – Берите игрушки! Идите! Все!

И мы пошли вниз, в приемную. По дороге дети теряли то остатки зайца, то ручки, то шоколадные обертки. Приходилось останавливаться, ждать и подбирать. А Мирзада шла позади всех. И глаза у нее были такие же спокойные, как в приемной, когда я впервые увидел эту беременную женщину и прошел с ней вместе кусок жизни по дороге времени. Мудрые глаза бывсовчела, измученного жизнью и судьбой.

Дорогой мой друг, никаких отрадных новостей, только всякая пакость: телевизору капут пришел, а на меня миозит проклятый напал – сыра уж очень ныра. А что делать?.. Одеялом укроюсь и сижу. Или сплю, как хомячок, целыми днями. У других одна сонная артерия, а у меня – все сонные. Сон вообще на человека хорошо действует. Лучше иногда вообще не просыпаться и жить в лунном дне, который бывает куда интереснее солнечного. Впрочем, все эти напасти – звенья одной цепи. Расскажу по порядку.

Недавно затеял я уборку – от костей не продохнуть было, уже дух пошел, как от старца Зосимы. Эти кости три месяца у меня в подвале в углу кучей лежат. Ты не думай, что я тут людоедом сделался, – нет, я кости вывариваю в спецрастворе, сушу, покрываю лаком, полирую, а потом в дело пускаю. Вот недавно от местного тубдиспансера заказ пришел – в фойе на стену горельеф из костей сделать.

Сделать нетрудно – сбей плоский ящик, битум растопи, в ящик влей, а потом в расплавленную смолу кости в виде пляшущего скелета всади, следом в морозилку сунь – и все: смола застынет навечно. Да все лень было возиться. Куриные кости три месяца исправно собирал («для собачки» – и в салфетку). Даже на бойню не поленился съездить, свиных и говяжьих ножек набрал, вареное мясо знакомому обдахлозу [40]Фрицу отдал, а кости обработал и в углу сложил. Что делать, если муза в мою ныру редко заглядывает, по другим подпольям шастает?..

И начали в костях, несмотря на лак и полировку, жучки сновать. Думаю, надо выбросить – за червивый объект шум большой будет, в суд подадут и деньги отнимут. Выбросить нетрудно, а с заказом что делать?.. Тогда, думаю, надо кости перебрать. Или собакам дать, хотя тут бездомных собак нету, а домашние собачки лучше многих наших знакомых питаются и вряд ли на кости с лаком позарятся. Собаки тоже свой интерес понимают и от хозяев помаленьку эгоизму учатся – умнеют. Были собаками – станут скотами, эволюция называется.

Решился наконец на уборку. Выпил для энергии, сел по-турецки. Роюсь помаленьку. Чистые кости в одну сторону, червивые – в другую. Удивляюсь, как это жучки по подвалу не расползлись, палочкой их ворошу и вспоминаю, как недавно Монстрадамус предсказывал, что скоро новая медицина будет в моде – «жукотерапия»: больным будут разных специальных живых жуков, пиявок и личинок давать глотать перед едой, чтобы те, в желудке кончаясь, какие-то полезные ферменты выпускали; на Мадагаскаре уже давно этим все болезни лечат, кто-то говорит, очень помогает, а кто-то не советует и жалуется, что были случаи, когда жучки в агонии в желудках плеши и язвы проедали, чем смерть вызывали. Всё может быть.