Маша Трауб - Замочная скважина

Миша несколько раз прочитал заметку, все еще не понимая, что речь идет о нем.

– Я ничего не получал, – сказал он наконец.

– Ни ты, ни я, ни остальные ничего здесь не получат. Надо уезжать, – ответил Мишин друг. – Здесь ты за три копейки будешь в оркестре сидеть. И то, если повезет.

– Можно я газету себе оставлю? – попросил Миша.

– Да пожалуйста! Ленке покажи, может, она тебя убедит в том, что ты здесь никому не нужен. Подавайте документы на выезд. Неизвестно, сколько вас мурыжить будут.

– Я не могу, у меня здесь родители.

– Уедешь, пришлешь им вызов. И слушай, сохрани моих рыбок, – попросил друг и вручил Мише аквариум. – Я не могу их с собой забрать, а в чужие руки отдавать жалко.

– Хорошо, – пообещал Миша.

Домой он ехал, вцепившись в аквариум. В кармане куртки лежала газета. На следующий день он подал заявление об уходе из филармонии и начал собирать документы на выезд.

– Он сидит целыми днями и пялится на этих рыбок! – плакала Лена. – Часами так сидит! Даже на Верочку не реагирует!

Когда в филармонии узнали, что Либерман собирается за границу, Лену, которая работала там же, вызвали в отдел кадров. С ней беседовали долго, с пристрастием. Лена выползла из кабинета на слабых ногах. Она не отказалась от мужа, не пошла с ним разводиться, как ей советовали сделать – ради дочери. В ушах звенел голос кадровички: «Нам известно, что ваш отец находится под следствием».

– И что? Он невиновен, – отозвалась Лена.

– Ну, это не вам решать, – отрезала кадровичка.

– И не вам, – огрызнулась Лена.

– Тогда вы не оставляете нам выбора…

Лену тоже уволили.

Но даже не это было самым страшным. Ее отцу дали большой срок с конфискацией имущества. Не помогли ни адвокаты, ни свидетельские показания. Лену с Мишей и Верочкой выгнали из квартиры. У них больше ничего не было, даже крыши над головой. Последней каплей стало то, что Лену вызвала заведующая детским садиком, в который ходила Верочка, и сказала, что они больше не могут держать ее в группе. Посоветовала забрать «по семейным обстоятельствам». Самим.

– А отец долго будет в тюрьме? – спросила тетя Рая.

– Долго, – ответила Лена, – мы собираемся уехать и, когда устроимся, прислать вызов Израилю Ильичу и Тамаре Павловне.

– А они хотят? – спросила тетя Рая.

Лена пожала плечами и не ответила. Мол, о чем вы спрашиваете? Как можно этого не хотеть? Как можно хотеть остаться здесь? В стране, где в один день дают срок, лишают работы, отбирают квартиру и даже выгоняют ребенка из детского сада. В стране, где не нужны таланты. Где дети отвечают за родителей, даже если те невиновны.

– Ничего, все уладится, – сказала тетя Рая.

– Ничего не уладится, – буркнула Лена и ушла в комнату.

В комнате тем временем Миша разговаривал с Лидой. Он уже прилично выпил, держал Лиду за руки и смотрел ей не в глаза, а в декольте.

– Мы скоро уедем, – говорил Миша, – только я боюсь за родителей. И за рыбок. Пообещайте мне, что вы их не бросите!

– Кого? Рыбок или родителей? – спокойно спросила Лида.

Миша попытался собраться с мыслями.

– И тех, и других. Я ведь могу на вас рассчитывать?

Лида красиво пожала плечами.

– Я вам пришлю вызов! Обещаю! Как только мы устроимся и будет возможность, вы получите вызов! Вы сможете отсюда уехать!

– Давайте об этом поговорим позже, – сказала Лида.

– Нет! Сейчас! Пообещайте мне сейчас!

– Хорошо, хорошо, я вам обещаю! – выдохнула Лида.

– Вот! Я передаю его вам! – Миша вскочил с дивана, опрокинул две табуретки, сбегал в комнату, вернулся с аквариумом и вручил его Лиде как драгоценность.

Лида посмотрела на рыбок, на Мишу, который был уже совсем пьян, и сделала еще одну попытку:

– Послушайте, Миша, возможно, вам стоит обратиться к кому-то другому… Вы меня совсем не знаете. И ваш вызов…

– Нет! Вы – удивительная женщина! Вы не такая, какой кажетесь! Я музыкант и чувствую людей! Я знаю, что пьян, вы мне не верите, но я обещаю – пришлю вам вызов. Только помогайте родителям и сохраните рыбок.

– Хорошо, Миша, успокойтесь, все будет в порядке, – кивнула Лида.

Миша поклонился, как будто стоял на сцене, и ушел в комнату, где спали они с Леной и стояла кровать Верочки, лег на диван и тут же уснул.

Все начали расходиться. Валентина перемыла посуду, тетя Рая убрала со стола.

Лида ушла, не попрощавшись. Уже спустившись на свой этаж, почти у порога собственной квартиры, она оступилась и выронила аквариум, который разлетелся на мелкие куски. Лида стояла и смотрела, как рыбки скачут по лестничной клетке, сверкая под тусклой лампой своими золотыми брюшками.

«Не к добру это. Или к лучшему?» – спросила она сама у себя. Потом, подоткнув подол вечернего платья и переобувшись в тапочки, собрала осколки вместе с дохлыми рыбками, вынесла все в мусоропровод, тщательно помыла полы, приняла душ и спокойно легла спать.

В начале января Мише с Леной дали разрешение на выезд. Они метались, как заполошные, покупали билеты, бегали в контору, которая давала разрешение на вывоз нот и книг – какие-то можно было вывозить, а какие-то нет.

Их провожали всем подъездом. Израиль Ильич плакал. Тамара Павловна очумело улыбалась. Верочка капризничала. Лена хохотала как безумная, а Миша сидел за роялем и играл, словно в последний раз. Ему было все равно, что играть. Он горланил с детьми детские песенки из мультфильмов, играл для отца его любимого Вагнера и срывался на чижика-пыжика. Он хулиганил, радовался и пытался спрятать свой страх в пальцах, тарабаня по клавишам. Он не знал, что ждет его самого и родителей. Никто не знал.

– Я все помню. Ждите вызова! Пакуйте чемоданы! – сказал он Лиде, когда та подошла к роялю. Лида кивнула. К счастью, про рыбок Миша не спросил.

Либерманы уехали. Через какое-то время пришла открытка из Италии, скупая и красивая. Миша писал, что они учат язык и скоро поедут в Австралию.

– Почему в Австралию? Может, Австрию? – спрашивала в сотый, тысячный раз Тамара Павловна.

– Не знаю, – в тысячный раз отвечал Израиль Ильич.

Они перечитывали открытку каждый день. Ее видели все соседи. И никто не мог ответить на немой вопрос Израиля Ильича, где сейчас его мальчик, его гордость.

Лида в то время часто приходила к Либерманам. Тамаре Павловне она подарила красивый платок. Израилю Ильичу приносила свежий хлеб из булочной. Он почти перестал выходить из дома – сидел у телефона и ждал звонка из другой страны, хоть из Австрии, хоть из Австралии.

– Не звонил, – вздыхала Тамара Павловна, когда Лида приходила, чтобы передать колбасы или котлет из кулинарии.

Со временем Лида стала приходить к ним все реже и не могла понять почему – ведь ей эти мелкие услуги ничего не стоили. Израиль Ильич всегда отдавал деньги за кефир или сыр, Тамара Павловна никогда не просила принести что-то тяжелое – картошку или капусту, например, только мелочи. Но Лида все равно страдала. Она чувствовала себя так, будто попала в рабство или устроилась еще на одну работу – нелюбимую, но необходимую.