Олег Рой - Тайна

– Как бы грозы не было… Правда, бабушка Марфа говорила, что осенью гроз не бывает… Так, иногда… – задумчиво проговорила Оля, озабоченно задрав голову. – А сейчас, смотри, вроде громыхает. И туча вон какая черная идет. Половину неба застит…

– Я грозы страсть как боюсь, – прошептал начавший дрожать то ли от холода, то ли от страха Вася.

– Я знаю, – усмехнулась Оля, забирая у братишки корзинку. – Вот что, Васятка, беги-ка домой, да пошибче.

– А как же ты?

В глубине души Вася тоже считал, что переживаний на сегодня ему хватит, но согласиться сразу было бы некрасиво.

Оля укоризненно кивнула на их добычу:

– А я потихоньку пойду, не бросать же грибы-то… Ведь весь день собирали. Я же не такая трусишка, как ты, – усмехнулась она.

Мальчик некоторое время колебался, но потом малодушно признал, что эту битву за взрослость он проиграл.

И, испытывая немалые угрызения совести, – одной дотащить тяжелые корзины Оле будет трудно, – Вася все-таки припустил со всей мочи домой. Он нестерпимо хотел побыстрее оказаться в теплой избе, съесть краюху хлеба с молоком, а потом прикорнуть где-нибудь у печки и забыть все злоключения этого дня. Завтра он отправится с Митькой на речку искать бобров и ловить рыбу. Авось и исправит свое сегодняшнее недостойное поведение.

Оля проводила Васю снисходительным взглядом, наблюдая, как его фигурка в великоватой телогрейке становится все меньше, превращается в точку, а потом и вовсе исчезает вдали, там, где виднелись дома деревни.

Девочка взялась за корзины – свою, переполненную, и Васину – и с трудом поволокла их по полю. Порывы ветра становились все сильнее, дождь полил как из ведра. И впрямь началась неурочная осенняя гроза. Засверкали молнии, гром раскатывался прямо над головой. Оля испугалась и зашептала: «Перекрестилась бы, да руки заняты…»

Грозы она особо не боялась, даже наоборот, любила побегать под дождем, крича и хлопая в ладоши от восторга, любила вымокнуть до нитки и, вернувшись в избу, переодеться в сухое, сидеть и слушать, как далеко грохочет удаляющийся гром и все слабее сверкают молнии.

Но это было летом, тогда и дождик идет теплый, и все быстро проходит. А сейчас ей почему-то было неприятно. Хотелось поскорее попасть в деревню, оказаться поближе к людям. Она прибавила шагу, но это не очень-то помогло – с такой поклажей не побежишь. К тому же, она старалась не уронить ни одного гриба.

Она решила думать о хорошем – о том, как придет домой, почистит грибы, сварит суп и нажарит картошки, будет что поесть и отцу, и брату.

Молния застигла ее прямо посередине пустого поля, просвистел резкий порыв ветра, в глаза ударила яркая вспышка – молния попала прямо в девочку. Оля вскрикнула и упала, уронив корзины, из которых высыпались грибы.

Перед глазами покатились быстрые огненные круги, в голове разорвался горячий шар. Она почувствовала, как вдоль ее тела скользнуло что-то блестящее и горячее. Потом все исчезло.

Теперь она стала какой-то другой. Вроде бы она, но словно и не совсем она. Все как-то расширилось и при этом удалилось, отодвинулось.

Она видела людей, знала, что это были родные, ее, Оли Акимовой, но она сама уже не вполне была Олей Акимовой. Но знала – вот ее мать. Уже старая, вся в морщинах от тяжелой работы, недугов, забот. А вот братишка Вася, но он какой-то чужой и странный, глаза холодные, лицо сильно изменилось, как будто ему лет тридцать… Но все же она знает каким-то внутренним знанием, что это ее брат.

Узкий тоннель. Как в калейдоскопе кружатся лица, знакомые и незнакомые, мелькают какие-то события, проплывают смутные видения. Вот усатый мужчина с тяжелым, как будто застывшим взглядом. Много ему придется вынести на своих плечах, за многое дать ответ. А вот заснеженный двор, обнесенный колючей проволокой, по углам вышки… Какое-то зарево, как костер, только огромное… Голубой, черный, багровый цвета переливаются, сливаясь, внутри. Зарево разгорается и тут же меркнет.

А вместо него возникает женщина, еще молодая и красивая, губы подкрашены, глаза подведены, гордая осанка, вполне себе приятная женщина. Только Оле страшно смотреть на нее, словно от этой женщины исходит какая-то недобрая сила… Мужчина в сером пальто, в руках у него пистолет, а взгляд спокойный и как бы сожалеющий…

Тело Оли скрутила мучительная судорога, девочку нещадно поливал дождь, крупные капли барабанили по лицу, по раскинутым рукам, худенькой шее и груди. Ватник распахнулся, из-под рубахи выпал крестик на шнурке. Крестик оплавился от удара молнии…

Тик-так, тик-так… Стучат часы с кукушкой. Старый дом скрипит от ветра. И хотя дождь почти кончился, тучи все еще выжимают из себя остатки влаги, еще немного покрапывает. Но природа уже сменила гнев на милость, эта редкая осенняя гроза была бурной, но недолгой.

Васе уже, конечно, задали жару – за то, что сестру бросил. Правда, не по-настоящему, так, поругали слегка, отцу сейчас не до него. Да и сам парнишка успел сто раз пожалеть о своем поступке. Оля лежит на единственной в избе кровати, укрытая лоскутным одеялом, такая маленькая и жалкая, что у Васи каждый раз при взгляде на нее сердце сжимается от боли и сострадания. Если бы он знал, что так получится, выдержал бы, кажется, не только грозу, но и сражения с самыми страшными чудовищами, и с самим Петькой Соломатиным, грозой всех окрестных мальчишек. Только чтобы сестренка не лежала сейчас без движения, как сломанная кукла.

…Прошло уже полчаса, как Васятка прибежал домой насквозь промокший и продрогший, а сестры все еще не было. Отец чинил старые сапоги – он иногда занимался сапожным делом себе в удовольствие, даже брал работу у людей.

Вася сбивчиво рассказал, как их застигла гроза, как он побежал скорее домой, а Оля осталась с двумя корзинами в поле и вот чего-то ее все нет и нет…

– Мало ли где девка укрылась, – заметил Иван, выслушав рассказ Васи.

– Так где же там в поле укроешься? – рассудительно заметил мальчик.

Забеспокоились по-настящему только через час, бросились искать. Нашли девочку на поле, без сознания лежащей на спине в распахнутом ватнике. С головы слетел платок, русая коса вывалилась наружу, а мамкины резиновые сапоги лежат рядом.

Еле-еле разыскали районного фельдшера, дядю Володю, уговорили приехать. Пока суд да дело, прошел еще час. Все это время Оля находилась без сознания. Наконец, пришел фельдшер и склонился над ней, осмотрел девочку, сокрушенно покачивая головой и цокая языком. Смочил ватку нашатырем и поднес к носу. Оля вздохнула, поморщилась и открыла глаза.

– Доктор, как она? – умеряя свой зычный голос, спросил Иван. Все это время он места себе не находил, все ругал себя, что не сразу спохватился, думал, спряталась где-нибудь девка, пережидает непогоду.