Олег Рой - Тайна

– Немая, что ли? – презрительно заметила женщина. – Вон тот дом справа, – поджав губы, показала она рукой, – только он гостей не особенно привечает. Не любит он, когда покой его нарушают.

Ольгой вдруг овладело беспокойство, эта неприветливая женщина словно натолкнула ее на мысль, что ей тут могут быть не рады.

«Я ведь настоящая тень из прошлого – а не должно прошлое с настоящим смешиваться… Нехорошо это, – подумала она. – Приду, ему будет и стыдно, и неудобно. А все же не прогонит меня из жалости. А зачем это? К тому же в кого я превратилась? Я же видела, как поморщилась эта женщина. Она и не представляет, какие у нас с Петей могут быть общие дела. Я буду только мешать обоим, Пете и Оле. Им будет неудобно отказать мне, но они уже привыкли жить без меня. Фима посадил меня на поезд, а я, дура, взяла и поехала. Ведь я самая настоящая страшная старуха, баба-яга. Петр – нормальный, здоровый мужчина. У него наверняка есть другая женщина, за столько лет-то… А Фима просто не рассказал мне этого, утаил, не хотел расстраивать. А может, и сам не знал… Он же это своим долгом считал – вернуть мне семью…»

Она шла медленно и неуверенно, готовая в любой момент повернуть и броситься назад, на станцию, сесть в поезд, выйти где-нибудь и нырнуть с головой в первую попавшуюся бурную реку там, где быстрое течение тут же унесет ее тело.

Наконец, Ольга все же подошла к аккуратно сработанной калитке, за которой виднелся пышный сад.

Зрение ее уже подводило, и она не заметила, как в глубине огорода девушка, пропалывавшая грядки, вдруг замерла и медленно выпрямилась.

Что-то в фигуре странницы показалась ей смутно знакомым, но что именно, понять она не могла, как и причины своей невесть откуда взявшейся тревоги.

– Папа? – тихо позвала она отца.

Петр, чинивший скамейку, посмотрел в сторону калитки. Сердце его ухнуло и провалилось. Найда вскочила, помахивая хвостом, и залаяла.

А девочка уже все поняла, она выпрямилась и со всех ног бросилась к седой женщине.

– Мама!..

Ольга обняла ее и тихо, как молитву, прошептала:

– Олюшка, доченька…

Дальнейшего она уже не видела и не ощущала. То ли не предназначалось это знание для ее души, то ли провидение решило пожалеть ее и сочло, что ноша будет слишком тяжелой…

Не зря говорят в народе: многие знания – многие печали…

Что можно сказать, глядя на руки человека? И очень мало, и довольно много – все зависит от того, как посмотреть. Кто-то разглядит и мозоли, и шрамы, оценит гибкость пальцев, их узловатость, и сделает из всего этого свои выводы… Можно даже определить, курит человек или нет, и есть ли у него болезни суставов…

Внимательный наблюдатель, который увидел бы руки этого человека, решил бы, что обладатель их – сильный мужчина, решительный, не знающий сомнения и страха, правда, иногда несколько суетливый.

А если бы на его ладони взглянул хиромант… Ну да не будем об этом, это значило бы копаться в механике судьбы слишком дотошно.

У этого человека на коленях покоился портфель – обычный советский портфель из коричневого кожзаменителя. Руки его аккуратно открыли замок, пошарили в глубине портфеля и достали объемистую папку. На ее обложке виднелся зловещий гриф: «Совершенно секретно». Папка была торопливо передана другому человеку, начальственно восседающему за столом.

Этот был совсем иной масти – с пухлыми, слабыми пальцами, явно привыкшими к кабинетной работе. Руки его, даже на вид холодные, никогда не знали ни молотка, ни лопаты, ни рукоятей станка. Он несколько брезгливо пощелкал пальцами в воздухе и перевернул первую страницу.

Фотография еще молодой Ольги Акимовой с наивным, немного обиженным прямым взглядом. Он положил ее на край стола, и легкий ветерок, потянувший в открытую форточку, смахнул ее на пол. Она медленно спланировала на красный ковер. Хозяин кабинета недовольно вздохнул и спросил бесцветным «кабинетным» голосом:

– Ну что, Виталий Сергеевич, испортилась погодка-то?

– Сентябрь уже…

– Дочка в школу пошла?

– Пойти-то пошла… Только вот плачет все, не хочет ходить. Не привыкла еще…

– Дети всегда так… Привыкнет…

Помолчали.

– Эта та самая Акимова. Я вам докладывал. Живет на Дальнем Востоке. Что она может сейчас, не знаю, но раньше просто чудеса творила, – нарушил молчание первый.

– Я подумаю, – бесцветно ответили ему.

Он встал, щелкнул замком портфеля, почтительно склонил голову и вышел.