Маша Трауб - Ласточ...ка

– Это вы с матерью ему жизнь сломали, а я хотела как лучше.

– Ну да, ты всегда хочешь как лучше… Тоже мне, мать Тереза. Ты хоть раз той женщине позвонила? Узнала, как там поживает наш сводный братик?

– Ты знала, что у папы есть сын? – Ольга опешила. Она считала, что никто, кроме нее, этого не знает.

– Тоже мне, секрет. Ты тогда в лагерь уехала пионервожатой работать. А она, эта женщина, к нам приходила.

– И что хотела?

– Не знаю, но мать сказала, что денег. Или части квартиры – ну, типа сын – тоже наследник. Но я думаю, что она не за деньгами приходила.

– А за чем?

– Я слышала, что она просила фотографии отца или что-нибудь из его вещей. Что угодно. На память. Чтобы сыну показать, когда он вырастет.

– А мать?

– А что мать? Орала, что та ничего не получит.

– А та женщина?

– Плакала и извинялась.

– А ты?

– А что я могла сделать? Нас с этим мальчиком – Степа его звали? – выгнали на лестничную клетку. Мы с ним на ступеньках сидели и в слова играли, типа «арбуз», на «з» – «заяц».

– А почему ты мне ничего не сказала?

– Потому что мать тогда в истерике билась. Сказала, что, если узнает, что мы с любовницей отца общаемся, лишит нас всего – и квартиры, и дачи. Мать ведь заставила отца все на нее переписать. Не на нас, как он хотел, а на нее. Он и согласился, лишь бы не связываться. Мне-то наплевать, а как ты бы была?

– Ты, оказывается, обо мне заботилась?

– Можешь думать что хочешь.

Сестры помолчали.

– А почему ты решила, что я должна быть рада, что у тебя детей не будет? – спросила через затянувшуюся паузу Ольга.

– Ты же всегда считала, что мне стоит только захотеть, и все на голову валится. Вот видишь, не все, – ответила Наташа.

– Ты, конечно, извини меня, но Бог не дурак. Знает, кому дать, а у кого взять. Была бы у вас с Петей любовь, были бы и дети.

– Можно подумать, у тебя с Иваном великая любовь случилась. Пьяный перепих. С первым, кто позарился. И то после допинга.

– Зато у меня есть Вета, а у тебя никого никогда не будет. И пьяный перепих не поможет.

Наташа грохнула чашку и ушла, не попрощавшись. Даже к Вете в комнату не заглянула.

Сестры разошлись по жизни еще дальше друг от друга.

Наташа завела себе собаку – породистую суку Грету. Маленькую, смешную и слюнявую. На радостях позвонила Ольге. Рассказывала, что Грета стоила пятьсот долларов, что она маленькая, смешная и слюнявая. Наташа доложила, что купила Грете маленький диванчик с подлокотниками и мисочку с рисунком – косточкой. Ольга слушала, не перебивая, и, перед тем как положить трубку, сказала:

– Теперь ты хорошо замужняя, бездетная собачница.

– На суку ей не жалко, а на родную племянницу жалко, – говорила Ольга, кромсая капусту для щей. Вета крутилась рядом. – Господи, да я бы на эти деньги… Хоть бы кровать тебе новую купила…

Вета не понимала, почему злится мать. Ну и что, что она спит на музыкальной энциклопедии, приставленной под колченогую тахту, а Грета на собачьем диванчике с подлокотниками?

Через год Грета попала под машину, и Наташа выложила за операцию еще пятьсот долларов. Но операция прошла не очень успешно – Грета подволакивала искалеченную лапу и требовала особого ухода. Наташа ее усыпила, чтобы не мучилась, о чем и сообщила Ольге по телефону.

– Чтобы кто не мучился – ты или собака? – спросила Ольга.

Наташа бросила трубку. Ольга заплакала.

– Мама, тебе Грету жалко? – спросила Вета у матери.

– Да, дочка, – ответила она, оплакивая пятьсот долларов. Сестра бы никогда не дала ей такую сумму, а все равно жалко. Выбросила псу под хвост в буквальном смысле.

– Но она же не умерла, а уснула. – Вета погладила по руке мать. – Поспит и проснется.

Мать, сколько себя помнила Вета, всегда экономила, всегда считала деньги, которые все равно утекали сквозь пальцы. А тетя Наташа денег не считала, и они у нее всегда были. Вета злилась на мать, когда та заводила денежные счеты с сестрой. Потому что мать выдавала желаемое за действительное. Врала. Наташа помогала. Сначала помногу – на что-нибудь нужное и крупногабаритное. Потом меньше. А потом перестала. Вета знала почему и удивлялась, что этого не понимает окончательно обозлившаяся мать.

Ольга сама не помнила, на что потратилась и, главное, зачем. Она вечно попадала в истории. Новые занавески оказывались длиннее, чем надо, и лежали в верхнем ящике шкафа – подшить Ольге в голову не приходило. Вырванную, оторванную, отскандаленную в длинной очереди осетрину горячего копчения можно было только выбросить – Ольге доставался просроченный, пахнущий тиной кусок.

Когда они только переехали в новую квартиру, часть денег, подаренных Наташей на покупку холодильника, Ольга потратила на индийское постельное белье, которое купила у спекулянтки в подземном переходе. Потом звонила Наташе и рыдала в трубку: «Она мне его показывала. Домой пришла, а в пакете кусок тряпки». Оставшихся денег хватало только на прокат. Грузчики, которым Ольга пожалела накинуть по рублю, бросили холодильник у подъезда и, выругавшись, ушли. Пока Ольга бегала в соседний дом, в ЖЭК, обещая местному слесарю и водопроводчику уже трешку за подъем на четвертый этаж, холодильник исчез.

– Сперли, – сказал водопроводчик.

– Точно, спиздили, – согласился слесарь.

Слесарь смачно харкнул. Ольга посмотрела на плевок, застывший на асфальте, и заплакала от чувства отвращения к этому несправедливому миру.

Потом она бегала вокруг дома и искала холодильник. Спрашивала у бабушек на скамеечке: не видели ли? Бабушки не видели.

Мало того что Ольга осталась без холодильника, так ей еще нужно было выплачивать штраф в прокате. Ольга спорила, объясняла, что она не виновата, а виноваты их грузчики, но ничего не добилась.

Ольга позвонила Наташе и рассказала про холодильник.

– Ладно, не рыдай, штраф я оплачу, – сказала Наташа.

– У тебя одни деньги в голове. Я тебе про другое говорю, про то, какая у меня жизнь! – закричала в трубку Ольга.

Маленькая Вета очень хотела помочь матери. В садик и из садика она всегда шла, внимательно глядя под ноги. Однажды по дороге домой она нашла пять копеек. А по дороге в сад аж целых двадцать. Она всегда собирала мелочь, которая вываливалась из кошелька матери. Иногда мать позволяла ей забрать сдачу мелочью в магазине. Вета складывала копеечки в специальную коробку из-под леденцов. Считать она научилась, складывая копейки.

– Мама, не плачь, у меня шесть рублей есть, – сказала Вета матери. Это была ее тайна. Самая тайная из тайн. – Хочешь – возьми.

Вета сбегала в комнату и принесла коробочку. У Ольги моментально высохли слезы.

– Откуда у тебя деньги? – строго спросила она.

– Скопила. – Вета уже пожалела, что раскрыла матери тайну.