Михаил Гаёхо - Мост через канал Грибоедова

Ждешь кого-нибудь одного, а приходит другой, так бывает. Носиков уже привык к этому.

За дверью стоял бомж – не Ипполит, разумеется, а настоящий, с негнущейся ногой, с ним девушка Даша – в чем-то голубом, как обычно.

– Познакомься, это Афанасий, – сказала Даша.

Поперек груди у Афанасия на ремне висела длинная штука в чехле, а за спиной был рюкзак.

– Действительно Афанасий? – недоверчиво спросил Носиков, пропуская гостей в комнату. – Одно время я называл Афанасием другого человека, но только до личного с ним знакомства. Я тогда интуитивно решил, что он Афанасий, но он при встрече назвался Ипполитом. А до того звался Георгием.

– Афанасий, – сказал Афанасий. – Или ваша интуиция подсказывает вам другое имя?

– А Жваслай Вожгожог вам не подойдет?

– Он же Чсоквой Кучмучум, – улыбнулся Афанасий. – Я его летний профиль.

Он снял рюкзак, а длинную штуку поставил в угол.

– Присаживайтесь, – предложил Носиков, и все уселись вокруг стола.

– У нас к вам дело, – сказал Афанасий.

– Я, в общем, так и подумал, что вы по делу, – сказал Носиков.

– У вас есть картина, на которую я хотел бы посмотреть.

– Конечно, – сказал Носиков. – Но, может быть, выпьем для начала вина или чаю. Что вы хотите – может быть, кофе?

– Чаю, – сказал Афанасий (Носикову привычнее было называть его так), – хотя мы не хотели бы долго засиживаться за этим занятием. – Он положил руку девушке на колено.

«Что может быть общего у этих двоих, которые оба не от мира сего в самом буквальном смысле», – подумал Носиков.

– Вы ведь не смотреть пришли картину, а уйти в картину, – сказал он.

– В тот мир, который за картиной, – уточнил Афанасий.

– Один уже ушел туда, – сказал Носиков, – тот, которого я готов был называть Афанасием, а на самом деле он то ли Ипполит, то ли Георгий.

– Скорее Ипполит, чем Георгий, – заметил Афанасий.

– Тогда уж, может быть, лучше сказать Аххинас.

– Именно Аххинас, – кивнул Афанасий.

– А Шмоку, Силтулжуни, Тулшижилхели – вам такие известны?

– Бывшие ваши нитголлохи, – улыбнулся Афанасий, – да, я их знаю.

– А Петрова, высокого блондина?

– Это Хослир, зимний профиль Жваслая Вожгожога.

– Кстати, где он сейчас? – обратился Носиков к Даше.

– Он как бы в пути, – улыбнулась Даша.

– А Жукова?

– Знаю, но Жуков – это Жуков, и ничего больше.

– Может быть, даже Никанора Петровича знаете? – зачем-то спросил Носиков, хотя собирался спросить другое.

– Как не знать Никанора Петровича, он ведь ваш протеже по жизни. Свидетель вашего таланта.

– Только зачем он тебе? – удивилась Даша.

– Не он, – сказал Носиков, и спросил о том, о чем собирался.

– Знаем, – сказал Афанасий и, поднеся к губам чашку с чаем, сделал глоток.

– Мы все знаем, – сказала Даша, – она сейчас живет на Обводном канале у двоюродной тети. – И назвала адрес. Даже два адреса – один белый, другой черный. Так просто, оказывается, решался вопрос. Носиков записал оба.

– Кое-кто недавно уже ушел туда, в эту картину, – сказал Носиков. – Я одно время думал, что он Афанасий, а оказалось, что Афанасий – это ты. А он – Ипполит. Или, может быть, лучше сказать Аххинас?

– Аххинас, – сказал Афанасий.

– Теперь только Аххинас, – сказала Даша.

Носиков сделал глоток вина из бокала, Афанасий тоже пригубил.

Они пили вино за столом на квартире у Носикова, хотя в другом варианте развития событий это мог быть чай или кофе.

– Он говорил, что там, в закартинном мире, ты правитель империи, – сказал Носиков Афанасию.

– Это так. – Афанасий наклонил голову.

– А что это за штука у тебя? – спросил Носиков, имея в виду длинный предмет в чехле, поставленный в угол.

– А вот что. – Афанасий стянул с предмета чехол.

– И с этим ты шел по улице? – удивился Носиков, увидев перед собой трубу ручного гранатомета.

– А в рюкзаке заряды к нему, – сказал Афанасий.

– Маловато, чтобы завоевать мир, – сказал Носиков.

– Это образец, – сказал Афанасий. – Мы сделаем много таких. Это проще, чем пушки и пулеметы. С твоей помощью, между прочим. Ты в бытность свою шнабмибом не интересовался, что за люди твои нитголлохи. А это специалисты высшего класса – химики, технологи. Подготовленные лучшими здешними вузами.

– Про бывших моих непроизносимых я бы этого не сказал, – заметил Носиков. – В то время, когда им следовало учиться в лучших вузах, они могли только вяло махать кулаками.

– Прошлое вырастает корнями из настоящего, – сказал Афанасий. – Ив мире, который возник мгновение тому назад, это лучшие из лучших, асы своего дела.

– В каком это мире? – спросил Носиков.

– Да в нашем же. – Афанасий обвел взглядом комнату.

– А я думал, там, в закартинном.

– В нашем большом мире, – повторил Афанасий. – Он каждый миг строится вокруг нас заново. И одна постройка похожа на другую, потому что в основе одной и другой лежит та же поросль неоформленных образов. Но могут быть и различия.

– Ты говоришь «асы», – сказал Носиков, – а я достаточно видел их, чтобы понять – неприспособленные к жизни люди, кроме одного, может быть двух. Как-то не сходится мое с твоим.

– Мир может быть не согласован в своих деталях, до тех пор, пока мы готовы не обращать на это внимания.

– Может быть, – согласился Носиков.

– А что касается закартинного мира – там то же самое, но требуется как бы запустить процесс в нужный момент. Оживить картину, и открыть дверь. И в этом мы тебе обязаны. Хотя пришлось подтолкнуть.

– И для этого был устроен театр с бомжом и мусорным баком? Не пойму замысла того, кто это придумал.

– Да ведь и твоего замысла не разглядеть, когда ты шифровал имена зулусских вождей. Но мы, так или иначе, этому замыслу обязаны. – Афанасий обернулся к Даше, положив руку ей на колено. – Будет справедливо, если мы поможем ему.

«Лучше бы это моя рука лежала на этом колене», – подумал Носиков и посмотрел через плечо, хотя понимал, что нет никого сзади, и некому служить источником пришедшей мысли.

– Поможем, – согласилась Даша и назвала Носикову два адреса, черный и белый.

– Одного ты уже проводила этим путем, – сказал Носиков. – И этого Ипполита или Георгия – теперь его, наверное, нужно называть Аххинас?

Он сказал это, и на короткий миг у него возникло ощущение, что он уже задавал этот вопрос теми или иными словами, что он задает этот пустой, ничего не значащий вопрос бессчетное количество раз – и все повторяется, только разное вино налито в бокалы (или чай, или кофе), и разные оттенки голубого платья у девушки (женщины, девочки), на которую он смотрит. И все слышится «Аххинас? Аххинас? Аххинас…», как со старой пластинки, которую заело – бесконечное повторение, укладывающееся в долготу одного мига. Наконец Носиков соскользнул с круга, и услышал ответ: