Маша Трауб - Семейная кухня (сборник)

– Пусть будет красивая, – рассказывала мама тете Гале.

– Твое платье на нее не налезет, и туфли тоже. Родственницы будут на деревенские танцы ходить, пастухов соблазнять, – хмыкнула тетя Галя.

– Пусть. Я сделала то, что должна была.

– Ну и дура. Какая им там, в деревне, разница? Твоей Алке уж точно все равно. А ты теперь без платья и без туфель.

– Да ладно. Надо было поехать, проследить. На работе не отпустили.

– И правильно. Нечего тебе там делать. Никто твоих стараний не оценит. Скажут, что у тебя денег куры не клюют, и еще ненавидеть будут.

Мама писала на зону письма. Отправляла посылки. Муж тети Аллы просил денег. Не для себя, для сына. Мама ходила черная. Я все время плакала. В доме пахло валокордином и коньяком – стойкий, приторный запах. Ко мне приходил Славик и молча смотрел, как я плачу.

Запах кофе и свежеиспеченных булочек, самые сильные, самые мощные возбудители рецепторов, связаны в моей памяти с тетей Аллой. Так же, как гренки на завтрак и каша из духовки. Теперь я знаю, что тетя Алла варила мне гурьевскую кашу. Откуда она знала рецепт?

Тогда все считали, что в Москве есть еда. И только в столице можно выжить. Маме звонили с Севера и просили прислать продукты. Сначала она посылала какие-то посылки, а потом перестала, отказывалась говорить, если звонил межгород. У нее не было ни денег, ни сил.

Мы только-только отошли от смерти тети Аллы, когда на пороге нашей квартиры появилась машинистка Юля с Асечкой – приехали лечиться. У Асечки была астма.

Вечером мама приготовила ужин и усадила нас есть.

– Тетя Оля, вы такая хорошая, – сказала Асечка, уплетая мясо с картошкой. – Вам тяжело, да? Вы устали? Все очень-очень вкусно. И квартира у вас красивая и большая.

Юля устало улыбалась, глядя на дочь. Мама думала о чем-то своем и не реагировала. А у меня случилась истерика. Не знаю, что на меня тогда нашло. Я же видела, что Ася говорит неискренне, что хочет понравиться моей маме. Эта малышка со взрослым взглядом рассматривала моих кукол и усаживала в угол тех, что ей понравились.

– Я тебе их не отдам, – сказала я.

– Отдашь, – спокойно ответила Ася.

– Не отдам.

– Вот увидишь.

Ася вдруг, в один момент расплакалась, и Юля с мамой прибежали к нам в комнату.

– У меня никогда таких кукол не было. А Маша не дает мне в них поиграть. – Ася заливалась слезами и прижимала к груди куклу.

– Маша, – строго сказала мама, – ты же уже большая, отдай.

Мамино слово было законом. Я кивнула. Ася, убедившись, что на нее не смотрят, показала мне язык.

– Дура, – прошипела я.

– Сама такая, – ответила она.

В тот же вечер я лишилась половины своих платьев, которые были мне малы, но дороги – мама велела отдать все Асе – и целых десяти театральных конфет, которые я тоже должна была отдать Асечке, потому что девочка никогда таких не ела, а я вроде как каждый день такие ем, сколько влезет.

– Мам! Пусть они уедут! – кричала я на кухне. – Я не хочу с ними жить! У Аси нет никакой астмы.

Ася притворно закашлялась и закатила глаза.

– В кого ты такая выросла, бессердечная и злая? – Юля кинулась к дочери.

– Она вас обманывает! А вы ей верите! – орала я дурниной. – А мне не верите! Она специально все подстроила!

– Это она после смерти Аллы никак в себя прийти не может, – сказала мама Юле.

– Я понимаю, – поджала губы Юля.

Меня отправили к Славику и тете Гале от греха подальше.

Но на следующий день мама меня забрала. Дома не было ни Аси, ни Юли.

– Где они? – спросила я.

– Уехали в больницу, – ответила мама.

– Мам, ты на меня сердишься? – спросила я.

– Нет, не сержусь, думаю.

– Они тебя обманывали. Аська специально так делала.

– Я знаю.

– Как знаешь?

– Так. Просто не хотела с ними связываться. Проще отдать, чем скандалить.

– Нет, так нельзя.

– Никто не знает, как можно, а как нельзя. Юля верит, что Ася больна. Она ее любит. И пусть так и считает. Ей станет легче, если она узнает, что Ася врет?

– Но ей все равно скажут врачи.

– И она им не поверит, а поверит дочери.

Мама, как всегда, оказалась права. Врачи сказали, что Ася совершенно здоровый ребенок и никакой астмы у нее в помине нет. Юля разозлилась на столичных врачей, устроила скандал и увезла свою дочь назад, на Север. С мамой она больше не общалась. Почему-то она считала, что мама, как и врачи, желала ее дочери плохого.

– Мам, а к нам больше никто не приедет?

– Нет, я тебе обещаю.

– И ты сможешь отказать?

– Смогу. У меня больше нет сил. Никаких. – Мама сидела на кухне, и я впервые увидела, что у нее много морщин – на лбу, между бровями, вокруг носа.

Мама сдержала слово. Больше к нам никто не приезжал и не звонил. Она отрезала кусок жизни там, на Севере, отрезала знакомых, подруг и коллег. Она никогда не вспоминала о тех годах. И мне запретила.

Взросление для меня стало шоком. Кулинарным. Я ведь знала, проверила на опыте, что лучшая закуска для гостей, которых не ждешь, – отварная картошка с цахтоном. Я приходила на рынок и покупала маринованные виноградные листья.

– Мне на десять рублей, – просила я.

– И что ты из них сделаешь? – хмыкала продавщица Анжела, цепляя рукой маленькую горсточку листьев.

– Соус.

– Какой соус? – удивилась Анжела.

– Цахтон. Который со сметаной.

– Ты шутишь? И как с тобой муж живет? – опять хмыкнула Анжела.

Много лет я готовила соус с виноградными листьями – жидкая, нежирная сметана, лучше даже немного постоявшая, с кислинкой, много чеснока, перец, соль по вкусу и виноградные листья. Если полить на отварную картошку – с ума можно сойти.

В следующий визит на рынок Анжела выдала мне «правильные» листья.

– На цахтон нужны листья перца, а не винограда, – заявила она, – бери и сделай нормально, как люди.

Я послушалась. И сделала соус с листьями перца. Даже порезала их в пыль, а не как обычно, чтобы на зуб попадались.

Мне было невкусно. И гости были удивлены, хотя виду и не показывали. Почему я помню цахтон именно с виноградными листьями? Получается, что и бабушка делала неправильный цахтон?

Мама приехала и сделала жаркое из баранины. В кастрюле плавали картошка, лук, трава и большие куски мяса.

– Что-то не то, – сказала я, попробовав.

– Как не то? Ты же это так любила в детстве!

– У меня печень отвалится от такого количества жира, – сказала я.

Мама обиделась, положила себе на тарелку жаркое и ела, стараясь удержать слезы.

– Обычное жаркое, – сказала она.

Что со мной случилось? Почему блюда моего детства перестали быть вкусными ? Что с нами происходит, когда мы взрослеем?

Мой муж до сих пор на завтрак ест глазированные и ванильные сырки. Это был его детский завтрак. И колбасу он ест отдельно, без хлеба – сначала колбасу, а потом хлеб с маслом. Меня мутит от одного присутствия в холодильнике этих сырков. Наверное, потому, что он вырос в городе и папа приносил ему с работы колбасу и сырки. А я выросла в деревне, где на завтрак варили кашу.