Елизавета Мусатова - Время красивых людей

– Я знаю, что мне нужно домой.

– Мы пока не можем домой.

– Это ты не можешь домой, со своими выдумками!

Алиса почувствовала, что колени снова начали ныть. Положила на них ладони, сжала: «тихо, тихо». Сильнее. И еще, так, чтобы стало не лучше от тепла ладоней, а больнее от давления. Посмотрела в сторону, на торшер. По лицу Мики пробежала тень.

– Извини.

– За правду не извиняются, – сказала она сухо.

Они помолчали. Мика снова принялся вертеть телефон в руках, а Алиса смотрела на подсвеченный изнутри абажур, пока не заломило глаза.

Они больше не сказали друг другу ни слова за вечер. Мика встал первым, взял тарелку, накрытую салфеткой, и отнес в спальню. Судя по негромким голосам, хозяйка квартиры проснулась, и теперь Мика уговаривал ее поесть, а она бормотала что-то: сонно, по-детски.

Алиса проверила еще раз все окна. Издалека продолжали доноситься звуки, но на улице, насколько хватало обзора, было тихо и безлюдно. Вернулась в спальню. Посмотрела, как Мика ласково с руки кормит хозяйку бутербродами и вытирает мазки айвара с ее губ салфеткой.

– Нужно поесть, госпожа Мария, – приговаривал он и гладил по плечу, когда она слишком быстро пыталась проглотить и заходила в кашле. – Вот так. Хорошо.

У него хорошо получалось. Как будто не впервой. Как будто знал, как нужно разговаривать со взрослыми с разумом ребенка. Или просто с детьми? Алиса представила его в типичной сербской семье: Рождество на сорок человек из четырех поколений. Не складывалось. Не вписывался Мика в обрамление составленных буквой «П» столов под белыми скатертями и батареей тарелок с роштитем, салатами и пирогами, среди тетешканья детей и степенного раскуривая сигарет под сливовицу взрослыми. В этой картине Мика изящно сидел на углу стола и в такт музыке в своей голове постукивал кончиками пальцев по кромке чоканя: пам-пам, пам-пам-пам.

– Все тихо, – сказала Алиса. – Сети еще нет. Я спущусь, посмотрю, что там. Если можно, пройдусь, поищу супермаркет.

Мика молча кивнул, скормил госпоже Марии последний бутерброд и только тогда повернулся к Алисе.

– Я пойду.

– Не надо. Посиди с ней. А то еще напугается опять.

– Хорошо. Тогда подожди.

Мика встал, отнес на кухню тарелку, а вернулся уже с бумажником в руках. Открыл, достал несколько купюр, протянул Алисе.

– Это что?

– Возьми. Если супермаркет найдешь.

– Мика. Там уже вряд ли кто-то…

– Возьми.

Алиса проглотила концовку фразы. Помедлила, но деньги взяла, аккуратно свернула и положила в карман. Уже на пороге, приоткрыв дверь на щелочку и прислушиваясь к недвижной тишине в подъезде, шепотом спросила у Мики, который ждал за ее плечом:

– Тебе что взять?

Мика так же шепотом ответил:

Сигарет. И печенье, «плазму».

На улице пахло кисловатым дымом, паленой резиной и нежным липовым цветом. Алиса сначала приоткрыла дверь в подъезд и втянула носом запах, потом прислушалась и только тогда выглянула наружу. Никого.

На всякий случай подошла к остову машины, заглянула внутрь через открытую дверцу. Проверила водительское и пассажирское сиденье, бардачок, приборную доску. Нашла пачку мятных карамелек, дипломатический паспорт, зарядное устройство от телефона без самого телефона. На заднем сиденье лежала компактная дорожная сумка с выдвижной ручкой. Алиса открыла молнию и заглянула внутрь. Стандартный дорожный набор человека, который в любое время готов улететь спецбортом. У нее тоже такой был дома, до сих пор держала по привычке.

Алиса аккуратно застегнула сумку, вернула на место. Паспорт и карамельки переложила в свой рюкзак.

Маленький супермаркет, какие бывают в каждом квартале, оказался через два поворота. В таких магазинчиках пахло молотым кофе и конфетными обертками, а кассир на входе обычно приветствовал посетителей неизменным «Добрый день, сосед!», даже если заходил случайный турист. Сейчас магазин скалился битым стеклом окна и двери. Дверь изнутри была подперта стеллажом, на заднюю стенку которого с улицы кто-то криво налепил отпечатанную на принтере листовку.

«Новая Сербия – единая Сербия»

Алиса отклеила листовку, свернула пополам и убрала в задний карман джинсов. Встала под окном, прислушалась. Тихо, только холодильник гудел где-то в глубине. Алиса расстегнула молнию на рюкзаке, просунула внутрь руку до самого дна, сжала кулак и в несколько ударов выбила оставшееся по нижнему краю оконной рамы стекло. Еще послушала. Тишина.

Стиснула зубы, когда забиралась на подоконник: колени заворчали. Оперлась рукой, осторожно спустила ноги на пол. Прищурилась, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте. Выкладка на полках во таких магазинах была примерно одинаковой, и Алиса пошла вдоль, привычно снимая с них банки с паштетом, мясными консервами с овощами, пачки крекеров, чайные пакетики и разовые упаковки растворимого кофе. Ближе к концу нашла стеллаж с бытовой химией, упаковала зубные щетки, пасту, бутылочки с антисептиком, пачку прокладок. Обогнула полку в поисках отсека с печеньем.

Кто-то одной рукой сгреб ее за плечи в жесткий захват, а другой ладонью зажал рот.

– Нишкни, – сказал голос на ухо. – Ща приотпущу, а ты тихо скажешь, кто и зачем. Да?

Алиса коротко кивнула.

Ладонь немного отпустила, и она смогла вдохнуть. От руки слабо пахло металлом, оружейной смазкой и картофельными чипсами.

– Пресса, – она выдохнула в ладонь.

– Акцент чей? Словенка? Пресса чья?

– Русская.

Хватка на плечах ослабилась. Невидимый человек развернул ее к себе и всмотрелся в лицо. Алиса смотрела в ответ, запоминала. Лицо круглое, нос картошкой, бритый налысо. Татуировки по шее. Широкоплечий, на голову выше, а щеночек еще, лет двадцать пять. Несмотря на теплый день, в плотной черной куртке.

– Русская? А на шее что, крестик?

Он ткнул пальцем в цепочку. Алиса кивнула.

– Наша, значит. Братишка.

Будь это и впрямь обычная встреча в супермаркете, Алиса бы отмолчалась. На привычные уже фразочки о славянском братстве и «нас и русских вместе – триста миллионов», которых Алиса за три года наслушалась от таксистов, продавцов и собачников во дворе, она теперь только машинально кивала. Сейчас зацепилась:

– Ваша – это чья?

– Наша, сербская.

– Какой Сербии?

– Так нашей, – повторил парень. – Единой Сербии. Другой и нет. Звать как?

– Алиса.

– А я Марко. Можешь Маки, как для своих. Чего тут забыла, русская пресса?

С такими людьми нужно было четко и коротко, пока не расслабятся хоть немного. А еще с такими людьми нужно правду.

– Попали в осаду. Нас двое. Будем из центра выбираться, когда на улицах уляжется. Пока нужны продукты. Поделишься, Маки?

Марко хмыкнул.