Арсений Веденин - Бездна на двоих. Книга первая

Три месяца назад

5:25 утра. В старом доме на Тверской ещё все спали. И лишь в одном окне на третьем этаже со вчерашнего вечера горел свет. На балкон вышел стройный молодой человек, одетый в футболку с камуфляжным принтом цвета хаки и зауженные светло-серые спортивные штаны. В одной руке держа чашку кофе, второй он пытался подкурить сигарету. Отжившая своё зажигалка всё-таки поддалась и Адриан медленно выпустил клубы дыма в бодрящий утренний воздух. В голове ещё продолжал звучать оцифрованный диктофоном голос худрука Гоголь-центра, вещающего о работе над новым фильмом. Без традиционного утреннего союза вишнёвой сигареты и свежезаваренного кубинского кофе Адриан уже не представлял своего утра, особенно если ночь выдалась рабочей.

Мысли постепенно выходили из амёбного состояния и нехотя собирались в тугой комок задач на сегодня. Планёрка, собеседование нового кандидата, обзор готовящихся столичных премьер, интервью с Безруковым, составление вопросов для нового интервью… Установленный на 6 утра будильник ещё не сработал, а Адриану уже казалось, что предстоящий день не закончится никогда. Но также он знал, что в конце 12-часового марафона его ждёт бокал немецкого рислинга. На этом же балконе. Адриана иногда пугало, что единственный мотиватор прожить наполненный заботами день – это бокал вина и сигарета в вечернем одиночестве. Иногда он мог часами в полном безмыслии сидеть на этом балконе и курить одну за другой. Но, как правило, это уже была запредельная степень усталости. В менее сумасшедшие дни после работы из его AirPodсов звучали диалоги персонажей британских сериалов. Чистая английская речь действовала на Адриана успокаивающе.

Та тонкая соломинка, за которую сейчас цеплялся его истощённый рассудок – маячащий на горизонте отпуск. В какой части света провести этот сентябрь, Адриан для себя ещё не решил. К 22 годам он собрал в Облаке своего айфона коллекцию фотографий почти со всех материков. Кроме Антарктиды. Была мысль рвануть туда. Когда количество людей в пространстве Адриана выходило за допустимые пределы, грели мечты именно о таком антисоциальном отпуске. А иногда почти допитый Markus Molitor с его цитрусовыми нотками рисовал перед ним картины какого-нибудь крохотного европейского городка, где он осенью заляжет на дно. Будет читать, пить и в сумерках слоняться без дела по узким разноцветным улочкам.

В комнате супругов Лебедевых сладко заверещал будильник телефона. Надо завершать сеанс дымной медитации. Ещё одна затяжка. И как раз глоток, чтобы запить эту вкусную псевдовишню. В стекло балконной двери постучали. Помедлив, Адриан нехотя повернулся, словно его оторвали от слишком важного ритуала и бросил в сторону стучащего усталый взгляд-одолжение. Но почти тут же по его лицу пробежала едва заметная улыбка. Коротким кивком он пригласил маму войти.

Казалось, чёрный шёлковый халат и её осиная талия были созданы друг для друга. В свои 45 Марина Лебедева обладала образцовой фигурой и Адриан уже давно не мог отделаться от ощущения, что эту победу в войне с генетикой мать несёт по жизни как флаг. Но в её странной утренней привычке – старательно утягивать пояс халата, словно это ещё больше сузит талию – было своё очарование. В редких чертах лица Лебедевой улавливалось слишком многое: и лёгкий налёт аристократизма, и какая-то шальная беспечность ни в чём не нуждающейся женщины, и непоколебимая стать светской львицы, и вечная внутренняя стихия большой актрисы, буквально вгрызающейся в свою профессию. Адриан обожал этот «коктейль» и, безусловно, его распирала гордость, что лучшую свою часть он взял от матери. А ещё о таких женщинах говорят: траур ей к лицу. Но сыну хватало этого маминого «траура» на сцене. Любить жизнь и быть любимой этой женщине шло куда больше. Эта женщина была Создателем задумана для любви. Но вероятно она об этом уже давно забыла…

– Привет, – в голосе Марины оказалось куда больше мягкости, чем в лице, ещё видимо борющегося с остатками сна.

– Привет.

– Очередная рабочая ночь?

– Такие рабочие ночи уже давно вошли в привычку.

– Не бережёшь ты себя, – Марина осторожно взяла сигарету, зажатую между белыми тонкими пальцами сына и после продолжительной затяжки отправила её в пепельницу.

– И это тоже привычка. Ничего, мам, скоро у меня отпуск. Буду отсыпаться и напиваться где-нибудь на юге.

– Ну со вторым только не увлекайся, – Марина с полуулыбкой взглянула на Адриана и он увидел, как по её лицу всё ещё неспешно разливается ленивая полудрёма, делающая её непривычно мягкой и лёгкой.

– Разберусь мам. Это был сумасшедший рабочий год. Я просто дико устал.

– Представляю. Сегодня придёшь ко мне на премьеру?

– Ты же знаешь, я не люблю ходить на первые показы.

– Порой мне кажется, что ты вообще охладел к театру. Давно не читала твоих рецензий. А у тебя ведь хорошо получается.

– Мам, в Москве более 150-ти театров. Если я буду писать рецензию на каждую премьеру, то… я, наверное, сойду с ума. Хотя, одно время я жил в таком безумном ритме и чуть потом не угодил в больницу с нервным срывом.

– Да, я помню. Мы тебя тогда с отцом еле уговорили не увольняться из редакции.

– А теперь у меня в подчинении есть молодые акулы театрального пера, готовые разнести в пух и прах и режиссёра, и его приму. Я так никогда не умел.

– Зато у тебя великолепный литературный слог, знание театра. Тебя интересно читать. А писать скандальные рецензии – много ума не надо.

– Красиво и тонко разнести премьеру в МХТ – это, мам, поверь, тоже талант.

– Возможно. Сегодня кто-то из твоих будет на премьере?

– Отправлю Наташу Орлову.

– Ту самую Орлову? – Марина сделала над собой немалое усилие, чтобы не скорчить презрительную гримасу, – Эта та Орлова, которая не может отличить художника по костюмам от художника-декоратора?

– Мам, ну не преувеличивай…

– Да это я ещё преуменьшаю. Её последнюю рецензию на ленкомовский спектакль обсмеяла вся театральная Москва.

– Я тебя услышал. Будем вести переговоры с Заславским, театральным критиком всея Москвы. Всё, я в душ.

Марина хотела что-то ответить, но Адриан быстро допив кофе, вышел с балкона, прикрыв за собой дверь.

К 8 утра семья собралась за завтраком. Домработница Лебедевых вошла в гостиную с подносом кофе. На большой фарфоровой тарелке дымились сырники с соблазнительной золотистой корочкой. Глава семейства Дмитрий Игоревич уже аккуратно поливал свою порцию абрикосовым джемом.

– Ты сегодня будешь на премьере? – обратилась Марина к мужу, сбрызгивая соевым соусом отварные яйца и ломтики помидоров.

– Буду очень стараться, – с аппетитом прожёвывая сырник, ответил Дмитрий Игоревич. – А во сколько?