Александра Диордица - Семь тысяч знаков

Дрей решил, что уйдет. Теперь он точно знал, что выжить в одиночку возможно, чужак доказал это. Перед тем как покинуть колонию навсегда, он был обязан попрощаться с Маррой, хотя понимал: если его застукают в Царской камере ⎯ убьют на месте. Но желание увидеть любимую в последний раз было выше страха смерти.

Но Дрею везло – незамеченным он пробрался до самого последнего сторожевого поста. Солдат был один. Дрей напал на него внезапно и тихо, понимая, что это его единственный шанс увидеть Марру. Солдат был обессилен ночным дежурством, к тому же не ожидал нападения. Обезвредив его и зайдя внутрь Царской камеры, Дрей сразу увидел Марру. Она спала, дыхание было ровным и спокойным.

– Любимая моя! – прошептал Дрей. Он не хотел ее будить, но не выдержав, лишь на секунду коснулся той, которая была так дорога.

– Дрей? Что ты здесь…

Марра не успела закончить фразу – страшный удар сотряс дом. Стены начали осыпаться. Огромное, невиданных размеров бревно рушило все, что строилось с таким трудом. Рушились входы и перегородки, перемалывались, словно в большом миксере Зимник и Хлебный амбар. Страх и ужас стояли в доме. Сонные солдаты и строители хаотично сновали туда-сюда, пытаясь спастись. Многие старики даже не успели проснуться. Ветки, камни и трупы смешались в одну страшную гору.

– Марра! – Дрей вцепился в любимую, и огромная палка отшвырнула их на несколько метров назад.

– Дети! Мои дети! Наши дети! – кричала Марра, хватаясь за Дрея. Стены осыпались, со всех сторон летели щепки. Ужас и тьма накрыла их. Свет погас…

– Максимка, сколько раз я тебе говорила, что не надо ломать муравейник! – Бабушка строго смотрела на пятилетнего внука и качала головой.

– Ну ба-а-а, – заканючил внук, – я устроил им войну и землетрясение. Они так здорово там бегают. А еще я нашел их яйца! Смотри, как много.

Надежда Матвеевна, пережившая весь ужас, страх и лишения Второй мировой войны, вздрогнула и посмотрела на внука.

– Для кого-то, мой дорогой, мы тоже можем быть муравьями. Кто-то большой и сильный приходит и ломает огромными палками человеческие судьбы, уничтожает жизни. Рушит то самое дорогое и светлое, что дает человеку силы, его дом, семью, родных. И пусть ты всего лишь разворошил муравейник, но откуда тебе знать, сколько горя и боли ты принес просто потому, что тебе это показалось забавным?

Мальчик плакал. Утирал нос грязными ручонками и беспомощно смотрел на бабушку.

– Я не хоте-е-ел! – ревел внук. – Мне их жа-а-алко! Что же теперь делать?

Бабушка обняла мальчика и сказала:

– Давай постараемся им помочь? Иногда даже самую страшную ошибку можно исправить, если набраться смелости и признать ее.

Максимка вытер слезы и улыбнулся.

– Я видел, как несколько муравьев несут елочные иголки вон из того угла, я сейчас их донесу им. Мне-то близко, а им долго идти, я тут все поправлю, как смогу.

Бабушка кивнула.

– А вот этих двоих, – малыш ткнул пальчиком на двух сплетенных тельцами муравьев, – я перенесу вон под ту елку и яйца их туда тоже положу. Пусть у них отдельный дом будет!

Надежда Матвеевна улыбнулась, наблюдая за тем, как рьяно внук принялся за дело. «Если бы так же легко исправлялись человеческие судьбы…» – подумала она и, сев на лавочку, продолжила вязать свитер.

– Мамуля, смотри, я лечу жука! Я приклею ему крылышко, и он снова будет летать! – девочка лет пяти с пронзительными синими глазами восторженно смотрела на мать.

– Фу, Аделина! Как тебе не противно? Брось сейчас же эту мерзость и пошли домой мыть руки. – Высокая, тучная женщина брезгливо смотрела на дочь. Девочка потухла. Опустив глаза, она осторожно положила жука на землю и побрела за матерью.

– Аделина! Ты опять стащила хлеб! – мать в ярости смотрела на девочку. – Тебе вчера тренер что сказал? Надо худеть! А ты что?

– Мамочка, но я вешу нормально для своего возраста, – робко попыталась возразить дочь.

– А для фигурного катания » нет! Посмотри, какие у тебя ляжки! Как у коровы!

Адочка оглядела худенькие ножки.

– Да, мама, – вздохнула она и прошелестела чуть слышно: – Как у коровы…

Мать сидела на трибуне и куталась в шерстяное пальто. Вообще, родителям нельзя присутствовать на тренировках, но для нее Андрей Юрьевич, именитый тренер с кучей регалий и наград, сделал исключение. Ее Адочка – будущая звезда. Олимпийская чемпионка! Спортсменка мирового масштаба! А то, что полновата, это ничего, похудеет. В холодильнике у них теперь не водилось ничего съестного, как шутил Адочкин папа Михаил Семенович, ужиная в «Макдональдсе», только какая-то трава, и пророщенные зерна. Последние выглядели как личинки огромной гусеницы и ничего, кроме рвотного позыва, у Михаила Семеновича не вызывали. Впрочем, жену это не волновало. Даме давно не было дела до того, что думает и говорит муж. Вся ее жизнь была сосредоточена вокруг одной великой миссии – сделать из Адочки чемпионку.

– Стрельцова, аккуратнее! Я же говорил, не бери разгон сразу, добавляй, добавляй позже на элементе. Ах ты! Тьфу! – тренер хлопнул себя по боку, увидев, как девочка пыталась выполнить поворот и плашмя упала на лед. – И падать ты, Стрельцова, так и не научилась! Ну не реви, не реви. Иди уже в медпункт, для тебя на сегодня тренировка закончена.

Мать Ады бежала со своего места практически перепрыгивая через трибуны. Девочка стояла у выхода на лед, утирая кровь с лица.

– Как это закончена? Андрей Юрьевич, еще же сорок пять минут! Мать плечом оттолкнула дочь, даже не взглянув на нее, пытаясь докричаться до тренера. Мужчина подъехал к бортику, посмотрел на девочку. Вздохнул.

– Наталья Петровна, у нее нос разбит и шишка на лбу надувается. Ей в медпункт надо, а по-хорошему – рентген бы сделать, вдруг сотрясение.

Женщина словно вспомнила, что у нее есть дочь, посмотрела на Аду, задумалась на минуту.

– Да нет, ушиб просто. Адочка, дочка, ты же сможешь тренироваться?

Девочка с пронзительными синими глазами, в которых блестели слезы, медленно кивнула. Ее тошнило и очень болела голова. Но сказать матери, что тренироваться не может, было немыслимо. Ее спас тренер.

– Сегодня до занятий я ее не допущу. И точка. Всего хорошего, Наталья Петровна. – Андрей Юрьевич вернулся к прерванной тренировке…

– Ада, завтра твои первые соревнования. Ты должна показать все, на что способна. Я жду от тебя только первого места! – Наталья Петровна сидела на кухне с дочерью и приклеивала стразы к костюму для выступлений.

– Я очень постараюсь. – Ада вздохнула. Она тренируется каждый день, по пять часов. Даже в воскресенье. Уроки делает в промежутках между выходами на лед. Уже получила три перелома, два сотрясения мозга и стертые в кровь ноги. Она ненавидит этот чертов лед! Но завтра выйдет на него, чтобы занять высшую ступень пьедестала. Иначе мама ее убьет.