Павел Волчик - Четыре месяца темноты

– Послушайте! Давайте закроем эту тему! – Молодой человек завертелся на стуле. – На последней работе я продержался почти год…

– О! Какой прогресс! Я тренирую спортсменов уже семь лет, хотя знаешь, это не назовешь простым делом. А ты бежишь от любой трудности! То тебе не нравится директор, то тебе скучно сидеть у монитора, то из окошка дует!

– Дарья! – повысила голос мать, а потом, уже тише, обратилась к Кириллу: – Ты знаешь, как работал отец. Он не жалел себя. Не было дня, когда он дал бы себе поблажку только потому, что ему так захотелось.

Каждый раз при упоминании об отце у нее дрожал голос.

«Я хотел сказать тебе при других обстоятельствах», – мысленно обратился к ней Кирилл.

Он вдруг вспомнил рубашки отца, с утра выглаженные и чистые, но мокрые к вечеру. Может быть, поэтому у него не выдержало сердце? Может быть, стоило взять на пару дней больничный и провериться у врача?

Кирилл вспомнил тот день, когда стал выпускником университета и гулял по набережной реки Бурной.

Отец тогда даже не сфотографировался с ним. Кирилл не знал, как вообще он появился на вручении дипломов. На отца это было не похоже. Видимо, возвращался из какой-нибудь командировки и заехал по дороге.

Был теплый весенний день. Отец стоял на набережной рядом и никак не мог начать разговор. Позади блестел автомобиль с личным шофером. Дверь была открыта, и шофер вытянул наружу ноги в начищенных ботинках. Отец долго молчал, а потом, глядя на серую речную воду, сказал:

– Тебе хватит двух месяцев, чтобы понять, что в науке делать нечего?

Такое начало ошеломило Кирилла, который попытался ответить спокойно, но всякий раз, когда он сдерживал себя подобным образом, голос его начинал дрожать, а внутри клокотал вулкан:

– Ты серьезно?

– Походи по разваливающимся научным институтам, попробуй там и сям побить током мышей. Может, где-то понравится больше.

– Я уже был во многих. У некоторых не хватает даже на электричество, а вот мыши там встречаются, это правда – лабораторные, с микроскопами.

– У тебя была возможность уехать за границу. Как у Филиппа…

Кирилл с шумом выдохнул.

– Знаю-знаю: младший брат должен поступать, как старший. Очень старая песня. Филипп у нас архитектор. Это совсем другое дело…

– Филя всего добился сам.

«Так же, как и ты. И очень любит повторять это, – подумал молодой человек. – Людей, достигших всего собственными силами, не существует. Кроме Робинзона Крузо, конечно, но даже у него был разбитый корабль с припасами и Пятница. Зато много на свете героев с легкой формой амнезии, которые забыли, на чьи плечи опирались…»

Отец монотонно продолжал:

– Сначала ты колебался, оканчивать ли тебе университет, затем бросал каждую подвернувшуюся работу. Музыку и спорт оставил. Зарабатывать себе на жизнь ты, похоже, тоже не собираешься?

Хотя он говорил словно полушутя, тон выдавал недовольство. Оно в последние годы все чаще звучало в голосе отца.

– Собираюсь, – угрюмо пробормотал Озеров-младший.

– Тогда хватит разговоров. Я предлагаю тебе только один реальный вариант. В техническом отделе еще есть место. Поверь мне, производство автомобилей не такой уж сложный процесс. Тем более, тебя коснется только отчетность.

Кирилл быстро повернулся:

– Я только что окончил биологический факультет. Четыре года я изучал психику и мозг. Как ты предлагаешь мне использовать это в автопромышленности?!

– Напрямую. Просто воспользуйся органом, хранящимся без дела в твоей черепной коробке. Остальному тебя научат.

– Терпеть не могу машины, – буркнул Кирилл.

Зачем он тогда сказал это? Руководителю крупной компании по производству автомобильных запчастей!

– Как можно не любить машины?! Их вообще не нужно любить – езди на них. Это удобно.

– Мне не нужны удобства.

Отец холодно посмотрел на него и ответил:

– Это потому, что ты еще никогда по-настоящему не работал. Иначе удобства приносили бы тебе желанный отдых.

Прошло совсем немного времени, и после крайне неудачных поисков работы Кирилл сдался и устроился на место, предложенное отцом.

Работа не просто была не интересна ему – он оказался психически раздавлен схемами, чертежами, таблицами и цифрами. Он сидел по восемь часов у экрана, не отрывая от него глаз. Новая специальность включала основы тех школьных предметов, которые особенно не удавались ему когда-то. Он задавал так много вопросов, что однажды ему стало стыдно подходить с ними к одним и тем же сотрудникам.

В душном узком помещении, наполненном жужжанием процессоров, его посадили у окна, которое нельзя было открывать из-за летевшей с проспекта черной пыли, производимой тысячами выхлопных труб и колес.

В окне виднелась башенка на доме и заводская труба вдалеке: за год эту башню Кирилл видел и сверкающей на солнце, и покрытой снегом, и мокрой от дождя, и украшенной сосульками; дым из заводской трубы бывал серым и черным, белым, фиолетовым на закате и оранжевым на рассвете, золотым – днем и свинцово-серебряным – вечером. Но всегда этот вид был для него пейзажем в тюремном окошке. А сама тюрьма – добровольным выбором. Да, он оказался там по собственной воле. Никто не заставлял его.

Даже по выходным он думал об узком душном кабинете, о тоннах работающих компьютеров, о зажеванной принтером бумаге, о горьком остывшем чае, о слишком сладких конфетах, о необязательных разговорах и о радио с одинаковыми песнями.

Люди в офисах казались ему глубоко несчастными: это выдавало недовольство на лицах, холодность, раздражительность, резкость, грубый юмор, повальное курение. Мужчины целыми днями говорили про футбол и машины, про то, сколько раз они отжимают штангу в спортивном зале; женщины – про косметику, внуков и то, какая подливка была сегодня в столовой.

Когда отца неожиданно не стало, молодой человек понял, что больше ничто его не держит на этом месте.

И он был счастлив, бесконечно счастлив, когда вышел на оживленный проспект из здания автомобильной компании, зная, что больше никогда туда не вернется. Пускай его поступок посчитают инфантильным и бессмысленным! Но в жизни людей, за которыми он наблюдал в течение минувшего года, смысла было не больше.

«Они не заставят меня испытывать чувство вины!»

Все, о чем Кирилл недавно попросил брата, – пока не говорить никому о том, что он ушел со старой работы. Все, что сделал брат, – тут же всем рассказал об этом.

Кирилл мрачно взглянул на Филиппа. Тот сидел не вмешиваясь, опустив глаза и собрав пальцы домиком.

«Заварил кашу и молчит. Ну и идиотский вид у тебя!»

– Я уважаю все, что делал папа. Но делать то же, что и он, я не обязан.

– Зато я знаю, чего ты хочешь, – расходилась сестра, – ты хочешь теперь сидеть у мамы на шее, играть на гитарке и читать старые книги. Очень удобно и романтично!