Вика Драморецкая - Женщина с фиалками

Она набила меня опилками, смешанными с сушеными лепестками роз и фиалок. Наверно поэтому я теперь такая чувствительная.

Но меня купили. Однажды в наш магазинчик, где я лежала на полке среди других кукол, зашла женщина с двумя детьми: мальчиком лет трех и девочкой-подростком. Это и были Марина с Федей. Я поймала на себе взгляд черных глаз и поняла – вот оно! У нее были глубоко-черные глаза, как будто это такие большие расширенные зрачки. Она скривила губы в ухмылке, показала на меня пальцем и заявила:

– Я хочу эту куклу! В красном платье!

– Мариночка, ты ведь уже большая, зачем тебе кукла?

Марина презрительно помолчала, как будто не считая нужным отвечать на этот вопрос. Она жевала жвачку. Но потом все же сказала:

– Я буду носить ее с собой. Она будет моим талисманом.

Их мать обреченно кивнула. Моя мама взяла меня на руки, подмигнула, как будто говоря: «Помни, чему я тебя учила» и отдала Марине.

– Эта кукла, – сказала она, ласково улыбаясь глупому Феде: эта кукла волшебная. Она почти живая. Если вы будете себя хорошо вести, она будет тихонько помогать вам, незаметно, когда вы спите.

– Ясно, – сказала Марина. Я ощущала с замиранием сердца какую-то новую, неизвестную мне энергию, которая била в ней ключом.

Мы вышли на улицу, я чувствовала, как острые Маринины ногти впиваются в мой бок.

Утром в комнату вошла мать Феди. Она всегда будила его с утра, в будние дни. Первым делом он кинул испуганный взгляд в мою сторону. Я улыбнулась во весь рот и он, наверно, обрадовался тому, что я не смогла отцепиться.

Когда он ушел в свою подготовительную группу (я еще с обидой отметила то, что в этот раз он оставил меня дома. Вот она верность и любовь!), мать опять вошла в комнату. Она хотела заправить кровать и закрыть окно, но тут увидела меня. Я презрительно смотрела на нее, как это всегда делала Марина. Она с ненавистью подошла ко мне, отколола булавку. Конечно, ей было странно, кто меня туда приколол, но в душе она ликовала, что, наконец, смогла застать меня одну, без Феди. Она положила меня в карман халата. От нее неприятно пахло тухлой рыбой. Я старалась не дышать.

В общем, целый день меня трясло в этом просторном кармане. Я не знала чего ожидать и слегка волновалась. От этой женщины, злой как волчица, ожидать можно чего угодно. Ничего, думала я, когда вернется Федор, он непременно потребует меня обратно. Как же меня тошнило, от запаха и от сознания своей беспомощности!

Я была права. Федор, заметив, что меня нет на занавеске, первым делом прибежал к маме. Он был в ужасе.

– Где кукла? Ты брала мою куклу? – крикнул он.

– Да брала, – спокойно ответила мать.

– Отдай ее мне, ее нельзя забирать! Мама, отдай!

– Не отдам.

– Мама, мама, ты что, отдай!!!

Он кричал в ужасе, и я поражалась хладнокровию его матери. Она спокойно стояла у плиты. Так близко, что я боялась, что ее горячий бок прожжет на мне дырку. Федор начал реветь. А я разозлилась на его бессердечную мать.

– Федя, – сказала она спокойно, – ты уже большой мальчик. Мы с папой хотим, чтобы ты играл в игрушки, в которые играют мальчики. У тебя их много. А эту старую куклу я выкинула на помойку.

– Мама, мама! Что ты наделала! Что ты наделала!

Он кричал так, что казалось, мое тело порвется по швам, опилки разлетятся в разные стороны и усеют пол, как сухие листья. От его отчаянного крика меня сжимало до боли, я была готова кричать вместе с ним. А эта жестокая женщина только уверенно повторила:

– Хватить закатывать истерику, Федор. Иди в свою комнату и найди себе другую игрушку.

Вам когда-нибудь пытались выжечь глаза горящей сигаретой? Вы чувствовали когда-нибудь ее уголь всего в одном миллиметре от поверхности глаза? И вы когда-нибудь ощущали, как его нежная поверхность уже начинает разъезжаться, тлеть и растекаться? А рядом с вами стоит ваш лучший друг и равнодушно смотрит, как чьи-то чужие, грубые руки сжимают ваше тело и держат окурок так близко к глазу? О, когда-нибудь я расскажу вам эту историю. То же самое я чувствовала глубоко в груди от этого беспомощного крика Феди. Я боялась, что он упадет на пол и будет бить по нему кулаками, пока не проломит насквозь. Но его мать сорвалась с места, схватила его за руку и отволокла в комнату:

– Сиди тут! И только попробуй мне закатить истерику!

Она закрыла за ним дверь, а меня кинула в ящик стоящего в коридоре шкафа и закрыла на ключ. Даже через его толстую стенку я чувствовала Федин ужас и страх, который как упругий мячик скакал по квартире, натыкаясь на мебель и стены. И что я могла сделать?

Лежать в темном ящике душно и скучно. Откуда-то тянет нафталином и кремом для обуви. Под боком жесткая одежная щетка. Больше ничего не ощущаешь, темнота настолько полная, что этот ярко-черный цвет режет глаза. Тут все гулко и звуки, что проникают внутрь из-за стенок искаженные и совсем другие. Но по большей части практически полная тишина. Только время от времени шуршит что-то, тихо-тихо, наверно какие-нибудь жучки.

Я лежала и думала о причинах Фединого страха потерять меня.

Марина была единственным человеком, который относился ко мне с пониманием. Она разговаривала со мной. Это Марина рассказала мне про Красную Шапочку. Она добавила еще тогда, что если бы она встретила Волка, то уж точно бы знала, что надо делать.

И однажды мы его встретили, Волка.

Оказалось, что он живет в одном с нами подъезде. Марина спускалась вниз и прямо в дверях, внизу, столкнулась с мужчиной. Она остановилась, как будто что-то не давало ей пройти, что-то между ними, как несжимаемая стенка. Он медленно курил, потом отбросил сигарету, даже не затушив ее. Я смотрела, как окурок медленно догорает, истекая дымом. Дым стелился по серым каменным плитам подъезда и исчезал, рассеиваясь в воздухе.

Они смотрели друг на друга, а потом Марина сказала, хрипло, не своим голосом:

– Ты здесь живешь?

– Здесь.

– Один?

– Один.

– Где?

– Квартира 54.

– Держи дверь открытой.

Мы вышли на улицу, проходя мимо мужчины, она скользнула рукой по его плечу. Когда мы оказались на воздухе, я поняла, что все это время почти не дышала. От какого-то напряжения, которое не давало вдохнуть.

– Вот он, Волк, – бросила Марина. И засмеялась, так же хрипло.

Он жил на пару этажей выше нас. Обитая черной клеенкой дверь, из которой торчат куски ваты, темный коридор, кухня с грязной посудой, неубранная постель. Марина кидала меня на зеркало, и я лежала в темноте. Слушала звуки.

А они били, били, били по ушам. То заунывные, как виолончель, душные, то быстрые, дробные, как барабаны. Когда-то это была чувственная гитара, и вдруг тоненько-тоненько – скрипка. Они творили музыку, концерт для одного слушателя, которым была я.

Потом они недолгое время оставались беззвучны.