Марина Хольмер - На крыльце под барельефом

– Тебе не кажется, что это немного несправедливо: ты в институт, а она в лабораторию на химзавод…

– Ну… жизнь такая. И семья наша, женская, вся со своими заморочками, условностями, суевериями… Мать ее, полностью мишуга 2 2 сумасшедшая (идиш). , сама, говорят, боролась за чистоту партийных рядов. Узнав, что муж ей изменил, его Иваном звали, хороший мужик был, тетки говорили, на него донос написала. Его забрали. А потом и ее. Не избежала тоже доносов, несмотря на должность. А может, именно из-за этой должности и донесли. А в семье ее мамашу не сильно любили, сторонились, может, потому что за русского замуж вышла, а может, за идейность с доносами… Я даже не знаю, была ли она партийной, надо будет спросить. Наверное, была – как еще тогда такую должность ей доверили?

– Надо же, ничего себе! Вот это история! Хотя… в каждой семье свои истории… В нашей тоже хватает.

– Да уж. Все тетки, все пять сестер, получили хорошее образование. Учились в русской гимназии в городе, не в какой-то там школе при синагоге в местечке. Жили небедно. Революция случилась – бабушка всем пяти сестрам дала деньги на собственный дом, каждой – на свой дом. Представляешь? «Можно теперь, говорит, жить по-людски, не прятаться, не бояться». А все пять сестер учиться уехали, кто в Москву, кто в Харьков. Революция ведь случилась. Свобода, мать твою!

– А где они жили? На Украине?

– Местечко назвалось Посад Новая Прага. Недалеко от Екатеринослава. Что это сегодня? Днепропетровск? Дед был коммивояжером, ездил в Польшу, контракты хорошие заключал, его ценили. Даже в Варшаву ему перебраться предлагали, вот так он им пришелся. Он с восторгом эту новость принес жене, моей бабушке. Тогда уехать в Варшаву, до Первой мировой войны, было, наверное, как сегодня если б в Париж пригласили! Жили хорошо, как я понимаю. Ну понятно – погромы постоянные, в 1906-м полсемьи вырезали.

– Какой ужас! И ты так спокойно об этом говоришь!

– Да у всех в семье такие истории, просто не все рассказывают. Какой смысл рассказывать? Это было давно.

– И что с Варшавой? Не сложилось?

– Бабушка сказала ему: «Хочешь – поезжай. А мы с девочками останемся здесь». Как отрезала. Мощная у меня была бабка, всех в кулаке держала, деда тоже. Он ей: подумай! Посмотри вокруг! Погромы! Казаки! А она ему: «Ничего не знаю, не поеду никуда». И дед отказался от своих планов. Все остались. Ну а после революции дедушка купил тот полуподвал на Рождественском… На всех.

– Вот ведь как получилось… Как чувствовала твоя бабуля! Ужас. Что тогда был ужас, что после был бы ужас, никто бы не уцелел. И до революции был разгул, не пойми что, для евреев ад, никакой защиты. Черносотенцы. Не говорят, правда, об этом особенно. Революция, что ни говори, многое изменила, многое дала, открыла всем возможности… Вон твоим теткам позволила уехать учиться…

– Это да, дала, а потом взяла… обратно со временем. А в 37-м еще догнала и добавила… И вагоны в 53-м приготовила, чтобы всех уже разом… Тех, кому возможности на голову свалились…

В дверь раздался аккуратный мягкий стук. Нина и Лилиана переглянулись. Они говорили вполголоса. Они всегда закрывали дверь. Они, даже Нина, старались не травить, как тогда говорили, анекдоты перед коллегами с непроверенной репутацией. Они никогда открыто, в стенах школы, не критиковали приказы и распоряжения администрации. Они всегда следовали давно и четко означенным правилам, не показывая прилюдно своего отношения к той или иной ситуации. По крайней мере, им так казалось. Двойная мораль и осторожность – этому следовали все. Тому же все, как минимум, в их кругу, учили и своих детей.

Нельзя сказать, что «девочки», собравшись по счастливому стечению обстоятельств в белой школе, сильно страдали и готовы были отказаться от своей обычной жизни, включая даже эту двуличную мораль, и броситься в неизвестность заграничного космоса. Да, говорили об уезжающих, сочувствовали тем, кто в отказе, кто по тем или иным причинам эмигрировать не может, читали самиздат и перепечатывали запрещенку, критиковали расходившиеся вокруг них близкие и дальние круги советской реальности… В то же время, как ни странно это выглядело, они себя чувствовали вполне комфортно, наслаждаясь общением, доставая билеты в театры на самые нашумевшие спектакли, отмечая дни рождения веселыми компаниями и, главное, – полностью растворяясь в любимой работе. Это была их жизнь, которой, казалось, не будет конца. Ведь если известны правила – гласные и негласные, – то конца этой жизни и не ожидалось в ближайшем будущем.

Стук повторился, точечный, аккуратный, но настойчивый. Нина раздраженно наконец дотушила сигарету, встала, тряхнула прической, повернула ключ в замке и громко сказала: «Да! Войдите!»

В дверь просунулась голова. После головы с широкой улыбкой появилось туловище, обтянутое в поблескивающий кримпленовый костюм. «Девочки! Я вам хачапури принесла! Прямо горячие! Вам к чаю!» Ираида Ашотовна внесла вместе с собой кастрюлю, накрытую клетчатым полотенцем. «Девочки! Хачапури! Попробуйте! Для вас делала!»

– Спасибо, Ираида Ашотовна. Мы уже собираемся уходить. Какие уж тут хачапури? Домой пора, – вежливо сказала Лилиана, складывая в сумку очки и тетради.

– Да-да, спасибо, Ираида Ашотовна! – поддакнула Нина. – А я… попробую. Вот этот, небольшой… Ммм, какой горячий и правда…

Лилиана многозначительно посмотрела на нее и громко задвинула стул. Нина уже тянула на свет горячий пирог.

– Попробуйте! Возьмите! Да не один, еще вот этот берите! Ниночка Абрамовна! Это чудо! Горячие! По нашему семейному рецепту.

Нина жадно впилась зубами в истекающий сырным соком горячий хачапури:

– Боже, какая вкуснота! Леля, Лилиана Георгиевна, попробуй!

Ираида Ашотовна с готовностью открыла кастрюлю перед Лилианой. Лилиана из вежливости и немного разочарованная Нининой готовностью к вкусностям заглянула внутрь. Она сама делала прекрасные хачапури, тоже по семейному рецепту, который привезла из родного Батуми, а Ираиду Ашотовну недолюбливала.

Подождав, пока Нина Абрамовна прикончит первый кусок, довольная и улыбающаяся Ираида Ашотовна заняла позицию на пути к двери.

– А вот я еще хотела спросить, завтра контрольную будете давать 6-му классу? Сереженька так волнуется…

– Мы уходим, Нина! Поздно уже, Ираида Ашотовна…

Лилиана прекрасно знала, что последует за горячим хачапури, и подталкивала Нину к двери, вручая ей сумку.

– Да-да, мы уходим! Спасибо, Ираида Ашотовна. Я потом доем. Очень, очень вкусно! Просто потрясно! Нет, контрольная в пятницу. Мы все проработали, пусть Сережа не волнуется. Дома можно все-таки еще раз просмотреть упражнения под текстом про Лондон…

– Ой! Спасибо вам! А Сереженька может к вам завтра после уроков забежать? Ну… если вопросы у него появятся… Можно? Правда? Вы такие замечательные, Ниночка Абрамовна! Лилиана Георгиевна! Ах! И вы так долго в школе! Все работаете?