Алексей Поселенов - Переплетение

До дома было довольно далеко, но сейчас это было не важно. Он широко шагал вдоль дороги, шагал, почти уже не закрываясь от снега и ветра, шагал всё быстрей и быстрей и постепенно перешел на бег. Но он не бегал с самой армии, поэтому ноги быстро устали, ветер сбивал дыхание, и Николай, тяжело дыша, снова перешел на шаг. Машин на дороге почти не было, изредка попадались встречные, он щурился от их слепящего света, в котором беспорядочным роем белых мух кружил снег. Метель не переставала, и местами уже намело настоящие сугробы.

Часа через полтора он, замерзший и мокрый от снега, добрался до дома. Кухонное окно чуть светилось желтоватым светом. Николай толкнул дверь, она была не заперта. Тяжело дыша, он вошел в дом и остановился у порога.

На кухонном столе горел ночник, у приоткрытой печки сидела Екатерина. На её лице играли слабые отблески пламени. В доме было тихо, только в топке уютно потрескивали дрова, да тикали настенные часы.

– Это я, – еле слышно сказал Николай.

Екатерина смотрела на мужа с чуть заметной печальной улыбкой. Слегка поёжившись, она произнесла:

– Что-то прохладно стало. Вот… подтопить немного решила.

Николай молча скинул куртку, разулся и подошел к ней. Опустившись на колени, он сел на пол и, обняв её ноги, положил голову на колени жене. Облегченно вздохнув, он закрыл глаза и прошептал:

– Катька ты моя родная, если б ты знала как я тебя люблю…

Он не видел, как жена сняла с его плеча длинный белый волос и бросила его в ведро из-под угля, стоявшее тут же, возле печки. Екатерина погладила мужа по мокрой голове и поцеловала в макушку.

– А чего ты без шапки?

– Потерял. Из кармана где-то выпала. Ничего, новую куплю.

– Понятно. Пошли спать, а то поздно уже.

– Пошли…

Незаметно подошла середина июля – самая маковка короткого сибирского лета, самый зной, самая пыль и самые сильные грозы, если таковые случались. Нежные, мягкие ягодки лесной земляники к этому времени уже отходили, а палящее солнце заставляло поспевать шедшие им на смену круглые и плотные ягоды полевой клубники.

По полям, по некошеным ещё лугам, по опушкам березников зрели они, клонясь к сухой земле на длинных жестких стебельках. Зрели нехотя, словно сопротивляясь и стараясь подольше оставаться зелеными хотя бы на половинку, хотя бы на треть. Но легкая эта недозрелость совсем не пугала охотников за клубникой. Бабы, ребятишки, взяв с собой бидончики да корзинки, шли в поля и, не обращая внимания на палящее солнце, на надоедливых и больно кусающих даже сквозь одежду оводов и слепней, ползали в траве, наполняя свои посудины душистой ягодой.

Вот за этим-то и собрались в один из таких жарких июльских дней Мишка с бабой Нюрой. Самые урожайные на эту ягоду места были там, где когда-то давно стояла небольшая деревенька Тихеевка, и где сейчас просторные поляны перемежались редкими березовыми околками.

– Завтра, вроде, вёдро должно быть. Охота всё же клубники побрать. Может, сбегаем к Тихеевке, поберём? – предложила баба Нюра внуку после обеда. – Ты как, не против?

– Давай сбегаем, поберём, – легко согласился тот, – чего дома сидеть.

На следующий день, проводив скотину в стадо и позавтракав, пошли с утра пораньше, пока солнце еще не жарило слишком сильно. Обратно вернуться рассчитывали к обеду.

Дойдя до места, Мишка с бабой Нюрой, как и положено при сборе ягод да грибов, не стали жаться один к другому, а, чтобы охватить участок побольше, разошлись в стороны, но в пределах видимости дабы не потерять друг друга. Время от времени они переглядывались, а то и перекрикивались. Человека, пригнувшегося в траве к земле, не всегда сразу увидишь, а так – крикнешь ему: «Эгэй! Ты где там?!», тот поднимет голову, отзовется, и вот он совсем недалеко, оказывается, рядышком.

Так, то переглядываясь, то перекрикиваясь, они медленно двигались по косогору либо ползком на четвереньках, когда попадалось особо урожайное местечко, либо просто согнувшись, как говорится, в три погибели. Склон косогора полого уходил вниз, где вдали стоял уже вполне густой лес и поляны заканчивались.

Самое, наверное, вкусное в полевой клубнике – это не есть её по одной ягодке, нет – так она не самая сладкая. Малина или та же лесная земляника куда как лучше будут. Полевая клубника хороша в варенье, но это уже потом, после.

А вот если её только-только собрать, а затем, опустив голову к корзинке или бидончику, вдыхать восхитительный её запах – вот оно, самое удовольствие! Невозможно оторваться, невозможно отставить её в сторону и сказать: «Всё, хватит, надышался».

И поэтому время от времени Мишка наклонялся к своей постепенно наполнявшейся ягодой корзинке и, блаженно улыбаясь и раздувая ноздри, жадно вдыхал сладкий аромат. В такие моменты он забывал обо всем на свете и, как ему казалось, был самым счастливым человеком на земле.

Солнце давно поднялось в зенит и жарило вовсю. В какой-то момент Мишка вновь поднял голову, чтобы посмотреть, где баба Нюра. Не увидев её, он громко крикнул: «Эгэй! Ба-а-а!!», однако никто не отозвался. Он крикнул громче, как только мог, и откуда-то снизу, со стороны леса, послышалось неопределенное: «А‑эйй!». «Эк, куда она уже утопала», – подумал Мишка и решил ускориться в том направлении.

Спустившись по косогору пониже, он снова крикнул что было сил, сложив ладошки рупором. И опять оттуда же, снизу, только ещё глуше и тише аукнулось: «Э-э-эй!». «Куда она идёт‑то? – удивился Мишка. – Ладно, догоню».

Собирая попутно клубнику, он шел довольно быстро вниз по косогору к логу, туда, где уже совсем недалеко начинались сосновые посадки. Пройдя метров пятьдесят, он опять закричал, но на этот раз ему уже никто не отозвался. Он кричал снова и снова, но безрезультатно. «Как так? Ведь она же отсюда, снизу отзывалась», – думал Мишка. Обойдя всю опушку и не найдя бабы Нюры, он побрел обратно вверх. Дойдя до ближайшего березового околка, стал кричать снова, но всё было впустую.

«Потерялись всё-таки, – понял он. – Ну да ладно, дорогу все знают, доберемся поодиночке». И он стал собирать ягоду дальше – не уходить же домой с неполной корзинкой, когда вокруг такое изобилие, а что потеряли друг друга, так то не беда, случается.

Когда корзина была почти полная, откуда-то из-за березничка, возле которого он как раз находился, послышался раскат грома. «Неужто гроза надвигается? – мелькнуло у Мишки в голове. – Давненько не было. Надо, наверно, к дому уже поворачивать».

Выйдя из-за деревьев, загораживавших горизонт, и глянув в сторону, откуда слышался гром, он обомлел. Там была не туча – там нависло над землей нечто страшное, чему люди, наверное, ещё не придумали название. Небо от края и до края было мрачно-свинцового, какого-то иссиня-черного цвета. Огромная сплошная темная масса медленно плыла по небу в сторону Мишки, издавая время от времени тяжелый и мрачный рык. То с одного её края, то с другого перед каждым таким рыком вспыхивали короткие, но жирные молнии.