Алексей Поселенов - Переплетение

– Ну и отлично! Давай, приходи! Работы много.

Сев в машину, парни уехали, а Николая состоявшийся разговор всё же немного взволновал. Он был с одной стороны рад, что наконец-то подвернулась работа, да ещё и с хорошим заработком, но с другой – кооператив, частное, так сказать, предприятие, и как оно там всё будет, он понятия не имел. Это ведь не шахта с отделом кадров и бухгалтерией. «Ладно, работают же другие как‑то, – махнул он в конце концов рукой на все свои переживания. – Уйти всегда можно будет».

Екатерина и обрадовалась, и удивилась одновременно, когда муж за ужином сказал ей, что уже завтра выходит на работу.

– Как так быстро-то? Вот так вот сразу – и уже на работу? – спросила она, накладывая в пиалку свежее смородиновое варенье.

– Ну а чего? Это же кооператив.

– Да нет, ничего… Просто, непривычно. Обычно же по несколько дней устраиваются, бумаги там всякие оформляют…

– Ну а здесь вот так вот, быстро всё.

– Ну что ж, главное, чтоб ты доволен был, – Екатерина с улыбкой потрепала мужа по волосам.

На следующий день, когда Николай к обозначенному времени пришел в кооператив, Олег отвел его к директору.

– Сергей Михайлович, вот… Мартов Николай, про которого я вам говорил. Одноклассник мой, – представил Николая Токмаков.

Директор – крепкий, предпенсионного возраста мужчина – внимательно и строго осмотрел Николая с головы до ног, спросил:

– С перфоратором и «болгаркой» работать умеешь?

Тот честно помотал головой:

– Не приходилось.

– Ну а чем занимался-то?

– На шахте работал. Проходчиком. Пока вот не уволили.

– За пьянку, что ли? – в лоб задал вопрос директор, глядя прямо в глаза Николаю.

– Да нет… – смутился тот. – Почему сразу за пьянку? Я почти не пью, по праздникам только. А на шахте под сокращение попал. Народ-то посокращали, считай, вдвое.

– Понятно… Ладно, «болгарка» – не рояль, научишься, ничего сложного там нет. Если по натуре работяга, то всё получится.

Потом Сергей Михайлович предупредил Николая о необходимости строго соблюдать трудовую дисциплину и технику безопасности, объяснил всё касательно зарплаты:

– У нас так – на сколько наработал, столько и получил. Никакой уравниловки. Так что, в твоих же интересах работать на совесть. Деньги выдаю раз в неделю, после работы в пятницу.

– А с трудоустройством как? – Николай достал из кармана трудовую книжку. – Заявление надо писать?

Сергей Михайлович усмехнулся:

– Здесь, парень, не шахта. У нас отдела кадров нет, у нас всё на честном слове держится, поэтому книжку свою можешь спрятать. Ты пойми одно – тут не государственное предприятие, никому эта бумажная волокита не нужна. Работаешь – получи деньгу́, а волынишь – пинком под зад и до свидания, желающих много найдется.

– А если заболел, к примеру?

– А ты, Коля, лучше не болей. Мне здоровые работники нужны, у нас не собес. Иначе ведь мне от мужиков надо будет на тебя копейку отрывать, а они её своим горбом заработали. Вот так вот…

С приходом Николая в кооперативе стало пять человек: Олег Токмаков и Александр Крауз, которые приезжали к Николаю; два сварщика: дядя Федя, хмурый, худощавый долговязый мужик лет сорока пяти, и Вовка Толстобров, совсем молодой, угреватый парнишка, только в прошлом году окончивший техникум, ну и сам Николай.

Работы и вправду оказалось много. Народ, не на шутку обеспокоенный ростом преступности, в том числе квартирных краж, денег на собственную безопасность не жалел. Ставили железные двери, а кто жил на первых этажах – и решетки, поэтому заказы искать не приходилось, люди шли сами и даже стояли в очереди. Поэтому работали часто допоздна, никто на часы особо не смотрел, все понимали, что в данном случае время – точно деньги.

Но, сколько бы ни было заказов, каждый рабочий день в кооперативе начинался с обстоятельного перекура. Мужики, переодевшись в рабочее, усаживались на лавочку, стоявшую снаружи у дверей, и закуривали.

– Санёк, ну чё новенького? – иногда спрашивал, поглядывая на Крауза и криво ухмыляясь, Вовка Толстобров. – Замутил с кем-нибудь?

Крауз не торопясь доставал из нагрудного кармана пачку «Кэмэл», закуривал и лениво выпускал в небо тонкую струйку дыма. Он, конечно, слышал Вовкин вопрос, но отвечать не торопился. Александр был на четыре года старше Николая с Олегом, а Вовки на все семь.

– А, Санёк? – продолжая улыбаться, напоминал о себе Толстобров.

Крауз лениво ухмылялся в ответ и щёлкал Вовку по лбу пальцем:

– Всё-то, Вовчик, тебе знать надо.

Но иногда он всё же говорил. Говорил о том, с кем вчера до полночи гулял в каком-нибудь баре, с кем «замутил» на какой-нибудь дискотеке, и чем потом дело закончилось. А заканчивалось всё обычно в его однокомнатной квартире, где он жил один. Причем рассказывал Крауз обо всём этом красиво, с подробностями, но без пошлости, как-то легко и непринужденно. И выходило с его слов так, что девчонки сами буквально вешались ему на шею, и всё у него было как-то «ненапряжно», даже элегантно.

Вовка слушал эти разговоры с горящими глазами, открыв рот и похихикивая в самых пикантных моментах. Олег изредка составлял Краузу компанию в его похождениях, поэтому, будучи непосредственным участником того, о чем говорилось, держался при этих рассказах с достоинством, даже вставлял время от времени что-то от себя. А дядя Федя просто усмехался и покачивал головой, приговаривая: «Кобель, ты Санька, ох кобель…»

Николай, как единственный некурящий, стоял, чтобы не нюхать табачный дым, чуть в сторонке и, тоже улыбаясь, поглядывал на Александра. Надо сказать, что тот с первых дней привлек его внимание и даже вызывал симпатию. Николая удивляло превращение, которое происходило с парнем в начале и в конце рабочего дня. Если бы он встретил Крауза где-нибудь на улице, то ни в жизнь бы не подумал, что тот «на ты» с такими инструментами как «болгарка» и перфоратор, и что когда он орудует с металлом, у него в руках всё буквально горит. Но вне рабочего места Крауза можно было бы даже назвать пижоном: он был всегда аккуратно выбрит и подстрижен, на тонком прямом носу красовались темные очки, носил он черную кожаную куртку и широкие серые вельветовые брюки, на ногах – кроссовки с тремя полосками, а в зубах исключительно «Кэмел». И всё это смотрелось на нем со вкусом, всего было в меру и к месту, а красная «девятка» довершала привлекательную для девчонок картину.

После перекура первым обычно с кряхтением поднимался с лавки дядя Федя.

– Ладно, хлопцы, хорош лясы точить, работать пора, – говорил он, затушив окурок «Примы».

Следом за ним вставали остальные, и начинался обычный рабочий день. Николай по первости был, что говорится, «принеси-подай», больше смотрел, как и что делают другие, но уже через пару недель ему стали доверять самому отмерять и резать металл.