Екатерина Шитова - Река Мира

– Это его выбор. Как я не пытался, переубедить его невозможно… – Серега закурил, и Мира тоже достала из кармана пачку сигарет, – несколько лет назад он вдруг объявил нам с братом, что хочет свободы и ушел жить на улицу. Сначала мы подумали, что он сошел с ума, пытались его лечить, но каждый раз он сбегал из больницы. Нам, в конце концов, все это надоело, и мы оставили его в покое.

– Прости за бестактность. Но тебе не стыдно за него? – спросила Мира.

– Нет. Просто я волнуюсь за него, мне кажется, он достоин лучшей жизни. Но он считает по-другому, говорит, что, наконец-то, чувствует себя свободным человеком. И мне приходится с этим мириться.

– Странное понятие свободы, – задумчиво сказала Мира.

– У всех своя свобода. Я, к примеру, чувствую себя свободным каждый раз, когда сажусь за руль. Как будто крылья за спиной вырастают. Я без дороги долго не могу, начинаю сходить с ума, метаться по квартире, как попугай по клетке, – он помолчал, потом добавил, – моя свобода – нестись на фуре вперед по трассе, отцова свобода – бродить по улицам и спать, где придется… Мы разные. Вот твоя свобода в чем?

– Я… Я не знаю, – Мира вдруг с ужасом поняла, что не помнит, когда в последний раз она чувствовала себя по-настоящему свободной.

Так может быть, бородатый бомж, ночующий на лавке в парке, вовсе не убогий и несчастный человек, а даже в чем-то богаче и счастливее ее? Или дальнобойщик, проводящий за рулем большую часть жизни, может, он знает о свободе гораздо больше?

– Нет, ты все-таки больше похожа на чокнутую, чем на больную. Вот смотри, – Серега поднялся с земли, взял Миру за руку и подвел к самому краю склона, – смотри, это тоже чья-то свобода… Ищи ее, Мира, без нее не прожить.

Мира смотрела вниз, и дыхание ее захватывало от красоты и великолепия. Внезапно в голове зазвучал мотив. И тут же следом сложились строчки.

«Чтобы понять, что в душе происходит, я ищу не тебя, а свою свободу…»

Мира потрясла головой. Нет, писать песни она точно больше не собирается. Но музыка уже заполнила ее голову, и ей казалось, что она доносится отовсюду, летит сквозь пространство, вперед – туда, куда текут быстрые воды маленькой лесной реки, ее тезки.

***

– Я не больна. Ты ошибся, – Мира смотрела на дорогу, которая по-прежнему тянулась вперед.

Пейзаж за окном становился все более северным – деревьев было все меньше и меньше, и вскоре по ту и другую сторону дороги растянулась бесконечная голая тундра.

– Не оправдывайся, Мира, – ответил Сергей спокойным тоном, – болеть не стыдно. Наоборот, если не стесняться и просить у людей помощи, она обязательно тебе будет оказана. Люди добрее, чем иногда кажутся. Если, конечно, самому относиться к ним с добром.

– Я не больна. Я побрилась наголо в знак протеста, что ли. Хотя нет, наверное для того, чтобы начать новую жизнь.

– А, может, чтобы почувствовать себя свободной? – спросил Серега.

– Может быть.

– Интересный ты человек, лысая Мира, – сказал Серега.

Потом они долго ехали молча, каждый думал о чем-то своем. Ближе к ночи они остановились, и Серега сказал:

– Пошли ужинать. Завтра последний день пути, к вечеру будем на месте.

Он спрыгнул на землю, и Мире стало немного жаль, что ее короткое путешествие скоро закончится.

После ужина она сидела в гостиничном номере и думала о своей жизни. До недавнего времени ей казалось, что она абсолютно точно знает, кто она, и в чем заключается ее предназначение. Но несчастная любовь и расставание с тем, кто, оказывается, никогда ее не любил, сломили ее, лишили всего: таланта, вдохновения, цели. Неужели, она настолько слабая? Когда же она стала такой безвольной тряпкой, если всегда была сильной? Может быть, она просто устала?

Мира закрыла глаза. Вот ей пятнадцать, и на улице такой же май, как и сейчас…

***

…По дороге домой Мира покупает в продуктовом магазине хлеб, молоко и плитку шоколада. Если поспешить, то можно зайти домой раньше отца. Зайти и скрыться в своей комнате, чтобы не разговаривать с ним. Надоел. Все надоели. Лезут в её жизнь, задают слишком много вопросов, пытаются навязать свое мнение, посоветовать, загнать в рамки. Что им всем от неё надо?

Мира прибавляет шаг. Май в этом году ветреный, ласковый, с ароматом свежей травы. Листья едва-едва распустились яркой зеленью, но деревья уже смотрятся празднично и свежо.

Мира открывает щеколду на воротах, смотрит на окна – света в них нет, хорошо. Скинув в сенях кеды, Мира проходит в дом, и её лицо резко меняется.

Отец сидит на кухне в куртке и уличных ботинках. Голова склонилась на грудь, руки повисли вдоль туловища.

– Вот козел, – шепчет едва слышно Мира, и внутри будто что-то обрывается, летит вниз, а в горле встаёт привычный ком.

– Мирочка, ты? – отец спрашивает, приподнял голову от стола, а затем снова опускает её в прежнее положение.

Мира тяжело вздыхает, стаскивает с храпящего отца ботинки, открывает двери и бросает обувь в сени. Потом моет руки, кладет хлеб в буфет, молоко – в холодильник, а плитку шоколада – к себе в карман. Голова отца лежит на кухонном столе, из открытого рта тянется к столу прозрачная нить слюны. Плотный запах алкоголя заполняет кухню, Мира морщится, бубнит себе под нос бранные слова, уходит в свою комнату, плотно закрывает двери.

Отец всегда пил, сколько она себя помнила. Его длительные запои сопровождались семейными склоками и скандалами. Мама нервничала, злилась, срывалась на Миру. Отец все свои обязанности взваливал на их плечи. Приходил поздно, а уходил рано, когда все ещё спали. Мама говорила со злостью, что его «бутылка зовёт».

Чтобы накормить свиней, кур и прибраться в хлеву, матери приходилось вставать в пять утра. Сначала скотина, потом завтрак для Миры. Мира вставала в школу, а мама к тому времени уже докрашивала синим карандашом глаза, снимала бигуди с густой чёлки, одевалась, поспешно целовала её и убегала на работу к семи тридцати. Мира завтракала в одиночестве, каждый раз капая чаем на страницы библиотечного романа.

Они с ней были совсем разные… У мамы были большие глаза, каре-зелёные, как осенняя трава, и короткие, светлые, вьющиеся волосы. Мира же была длинноволосой брюнеткой с глазами-льдинками. Мама была маленькой и чуть полноватой, а Мира высокой и худой. Мама была красивой женщиной по мнению Миры, а она сама – гадким утенком.

А ещё мама чудесно пела песни, которые Мира никогда не слышала по радио. Наверное, она сама сочиняла их. В этом они с Мирой были одинаковыми.

Когда мамы не стало, отец бросил пить. Как будто все осознал, исправился. Стал заботиться о Мире, починил в доме все, что требовалось починить. Но потом все вернулось на круги своя. Она тогда была совсем ребенком, ей было очень сложно. Но она не сдавалась, была сильной, вопреки всему.