Марина Сычева - Солнце в силках

Неладное ойуун почувствовал сразу, но виду не подал: мальчику нужно учиться справляться с чувствами. Встревожен, в душе все так и клокочет. И глаза прячет, словно провинившийся.

Тайах покачал головой. Допытываться не стоит: сам проговорится, когда молчание станет невыносимым.

В груди кольнуло. Это всколыхнулось, закопошилось зло. Червь ожил, вгрызся в старого шамана, пробиваясь наружу.

Девчонка! Тайах-ойуун чуял ее запах, ее силу, отголосок которой принес в себе Табата. Вот оно что. Встретились значит. Встретились, и Табата увидел, что Тураах набирает силу стремительнее, чем он.

Боль в груди нарастала. Бросив все свои силы на борьбу с черным клубком внутри, ойуун пропустил тот момент, когда Табата решительно вскинул голову.

– Шаман пропускает через себя силу, стоит между мирами. Связывает их, подобно могучему Аал Луук Мас, – уверенно ответил Табата на незаданный вопрос. И добавил, глядя наставнику в глаза: – Я хочу стать сильным.

Тайах задумчиво кивнул. «Что ж, такое соперничество вполне может быть нам на руку», – подумал ойуун, сам не зная, кто кроется под этим мы: он и Табата или он и оживший внутри Умун.

Тонкое кружево снега пересекала цепочка следов, обнажая ржавый, заношенный наряд осени.

Тайах по-звериному повел носом и мысленно бросился по тропке – хищник, нагоняющий добычу.

Вот она! Худая, маленькая среди исполинских, припорошенных снегом елей. Если б не тугие косы, принял бы за мальчонку-сорванца. Заливисто смеясь, Тураах месила торбасами первый снег. Над ее головой кружила ворона.

Наставница, значит. Занятно. Но – на руку ойууну. Табата своей ложью очень кстати разжег в девочке любопытство, да и вороны любят свой клюв совать, куда не следует. На этом можно сыграть.

Дрогнула верхняя губа, обнажая оскал. Волчий. Тайах-ойуун вздрогнул, торопливо вернулся назад, в тело. Закрыл лицо руками. Мгновенно навалилась слабость, в висках застучали молоточки.

Не его это мысли. Черные, подкинутые червем. Близко подобралась тьма, еще немного – и проест защиту.

Тайах-ойуун выдохнул неспешно.

Тураах для Умуна – что запертый лабаз для медведя. Не проникнуть внутрь, не разорить. Но очень уж хочется. Чует Неведомый в удаганке опасность для себя. Знать бы, почему. Уж не в дружбе ли дело? Это прочные узы, а если дружба между мальчиком и девочкой перерастет в нечто большее…

Вот только дружбу уже подтачивает холод соперничества и зависти. И Тайах-ойуун не возьмется судить, что опаснее.

Продержаться бы до весны. А лучше до лета. Дети окрепнут, научатся справляться со своей силой, тогда Тураах можно будет отправить в один из соседних улусов. С глаз долой. Ведь небывалое ж дело – два шаманёнка на одну деревню. Это само по себе грозит бедой, а тут еще и Неведомый. Дай Тайах слабину – Умун не упустит случая.

Укрепив внутренний барьер, ойуун двинулся в сторону озера. Тело требовало отдыха, но Табата уже ждал в урасе. В душе Тайаха ворочался червь, постепенно засыпая. До поры.

Крупные снежинки парили в синеватом воздухе, словно рой белых мушек. Ложились на землю, на оголенные ветви деревьев, на крыши юрт и хотонов. Над улусом вились дымы из жарко натопленных очагов. Закутанная в меховой кафтан неуклюжая фигура копошилась в одном из дворов, набирая дрова.

Тураах окинула взглядом преображенное снегом поселение и сбежала с холма. Время трескучих морозов и длинной ночи еще не настало, но белый Бык Зимы уже восстал из вод далеко на севере, из огромных ноздрей его ударил струей ледяной воздух. Живо представив прозрачные рога и блеклые глаза, Тураах поежилась. Скорее в тепло, зарыться в доху, хлебнуть подогретого кобыльего молока, сдобренного маслом.

На полпути к юрте Тураах остановили звонкие голоса, доносящиеся с поляны для игр. Забыв о долгожданном тепле, Тураах свернула в сторону радостных криков.

Снежки! На широкой поляне разразилась настоящая битва. Обсыпанные снегом с ног до головы ребята лепили в озябших руках плотные клубки и обстреливали друг друга. То тут, то там стрельба перерастала в потасовку: зазевавшегося мальчишку завалили на землю, щедро сыпанули снега за воротник. Тот вскрикнул от пробравшегося под одежду холода и сдернул в снежную груду одного из противников.

Тураах зачерпнула в ладони горсть снега, слепила снежок и с улюлюканьем бросилась в бой. Ловко зарядила снежком кому-то в спину, проскочила в толпу, увернулась от ответного удара и изготовилась стрелять снова. На несколько мгновений показалось: ее приняли в игру. Бросившейся за Тураах мальчишка схватил ее за рукав, заглянул в лицо и запнулся. Опустил занесенную для броска руку. Девчушка с растрепанными косами и съехавшей набекрень шапкой налетела на него, неловко замершего посреди сражения:

– Ты чего? – недоуменно спросила она и тоже застыла, узнав Тураах. Оборвалась веселая игра, стихли радостные крики. Только в стороне двое малышей еще боролись в снегу, не замечая ничего.

– Привет, Тураах! – прозвенел в наступившей тишине звонкий голосок. Рыжеволосая, вся состоящая из улыбки малышка потянулась было к Тураах, но тут же была поймана за руку старшей сестрой.

– С ней нельзя играть, Алтаана, – серьезно произнесла Туярыма.

– Почему? – насупилась та, сверкая янтарными глазками.

Тураах помрачнела. Увлеченная прогулками с Серобокой, она позабыла об одиночестве. Напрасно. Казалось, даже сторожевая елочка качает ветвями неприветливо, хочет прогнать.

Тураах поймала непонимающий взгляд Алтааны, зло оскалилась:

– Боятся, что я их съем!

Круто развернувшись, Тураах зашагала к дому. Не бежать, держать спину прямо. И не плакать, только не плакать!

Похлебка мерно булькала в котле. Нарыяна помешивала ее, украдкой поглядывая на притихшую дочь. Устроившаяся на ороне Тураах вышивала, сосредоточенно прикусив губу. Из-под ее пальцев постепенно проступал растительный орнамент в причудливых сине-зеленых тонах.

Как же хорошо! Ни ссор, ни пререканий, и Тураах не торопится улизнуть из дома неведомо куда.

Неужто взрослеет? Может, выйдет из нее хорошая хозяйка? Слухи – ходовой товар острых на язык баб – разносятся быстро, и парни из окрестных улусов вряд ли захотят брать в жены порченную шаманьей болезнью девушку. И все же на Ысыах съезжается молодежь из самых отдаленных поселений. Тураах еще не расцвела, но за осень заметно повзрослела, даже грудь едва-едва, но наметилась. Черные, как вороново крыло, косы, соболиные брови вразлет и сверкающие глаза – щедрый дар Нэлбэй Айысыт 20 20 Нэлбэй Айысыт – «широко рассевшаяся», покровительница рождения детей, божество плодородия. . Глядишь, найдется через зиму-две достойный жених для дочери.