Антон Рай - Медея, Мешок и Мориарти

Итак, Михаил не только взял в руки гантели, но и достаточно последовательно брал их в руки каждый день. Но хотя в этом он и был последователен, интенсивность занятий довольно сильно варьировалась. То он делал по два, а то и по три комплекса упражнений за день, то ограничивался одним, а то и опять на некоторое время впадал в старую недобрую апатию и откладывал гантели: если новые полезные привычки сформировать трудно, то зато вернуться к старым вредным – проще простого. И всё же он снова и снова брал гантели в руки, так что через некоторое время смог увидеть на своем теле даже и некое подобие прорисовывающихся мышц. Его мечтой было увидеть также и некое подобие накаченного пресса заместо своего не очень прилично выдающегося вперед живота, но на это, очевидно, требовалось больше времени. А пока что он был доволен и имеющимися результатами – доволен тем, что его намерения не остались лишь намерениями.

С едой было сложнее. Здесь не всё зависело от него; приходилось воевать не только со своими привычками, но еще и с мамой. Мама привыкла, что он ест много и вовсе не считала, что это плохо. Соответственно, мама привыкла много готовить, а теперь приходилось убеждать ее, что нужно готовить поменьше. Приходилось убеждать ее, что гигантскую тарелку супа следует заменить просто на большую, а от второго блюда в обед следует попросту отказаться. Ох уж это второе блюдо, что он из-за него только не пережил! Во-первых, ему и самому страсть как не хотелось отказываться от него. Как это – съесть супа – и всё! А как же котлета! На ужин? Но ужин-то еще когда будет! Что ж ему, всё время до ужина думать об этой котлете? – а если он не съест ее сейчас, то ему именно что придется думать о ней. Нет, он хотел думать о литературе, а не о котлетах, что какое-то время служило ему оправданием поглощения второго блюда. И потом, ведь не дураки же разрабатывали рацион питания – раз положено на обед второе блюдо, значит, так тому и быть. О, у него было много аргументированных оправданий и отговорок. И всё же он пересилил себя и отказался от второго – но это только он, а вот его мама не торопилась отступать с занятых ею позиций, что видно из следующего показательного диалога.

Первый показательный диалог Мешка с мамой

– Я сегодня не буду второго, мама.

– Как не будешь, я ведь приготовила.

– Съем на ужин.

– На ужин у меня…

– А я съем вот это.

– Ты не заболел, сынок?

– Ничего я не заболел, мама. А просто мне вполне достаточно и супа.

– Как может быть достаточно? Всю жизнь не было достаточно, а теперь вдруг достаточно. И вообще, ты похудел в последнее время…

– И отлично.

– Чего уж отличного? Добро бы нам чего не хватало…

– Мама, что ты делаешь?

– Накладываю тебе второе.

– Я же сказал, что не буду.

– А я не обращаю внимание на глупости.

– Это не глупости. Я так решил.

– Ну хорошо, завтра обойдемся без второго, а сейчас уж изволь съесть.

– Ну, разве что завтра…

Как видите, мама Миши была очень опытным полководцем. И все же Михаил настоял на своем. Не сегодня и не завтра, но послезавтра он на своем настоял. Со скандалом. Увы, но всякое самостоятельное действие в этой жизни как правило приходится совершать, преодолевая упертое противостояние всех своих родных и близких. И кажется, что это даже не правило, но самый что ни на есть закон. Со скандалом пришлось убеждать маму и в том, что ему вполне достаточно одного куриного окорочка на ужин (вместо обычных двух или даже трех – читай второй показательный диалог ), и Миша с прискорбием предчувствовал, через какую битву ему придется пройти, когда он скажет, что ему достаточно и половины окорочка. Половина окорочка! Да он же так в скелет превратится! Как сказал один неглупый мэн: враги человеку домашние его.

Второй показательный диалог Мешка с мамой

– А что мне делать со вторым окорочком?

– Оставь его на завтра.

– Завтра у нас рыба.

– Сделай рыбу послезавтра.

– А я уже решила, что завтра.

– Перереши.

– Не надо со мной так разговаривать. Для кого я вообще убиваюсь?

– Начинается.

– Для кого? Для себя, что ли?

– «Да мне вообще ничего не надо» – правильно?

– Да, мне ничего не надо. Я всё только для тебя делаю.

– Если для меня, то…

– А ты мне только грубишь.

– Ну конечно. Я просто…

– Хорошо, я вообще ничего больше готовить не буду… Готовь сам, как тебе удобно.

– Попробовал бы я сам, такое начнется…

– Какое?

– Вот такое, как сейчас, только еще хуже.

Да, непросто приходилось Мише… Для поддержания себя в адекватной форме он взял на вооружение знаменитую фразу якобы Чехова 13 13 Я говорю «якобы Чехов», потому что встречал эту фразу («Встав из-за стола голодным – вы наелись; если вы встаете наевшись – вы переели; если встаете переевши – вы отравились») только в цитатниках, но не у самого Чехова, хотя по духу фраза и по-настоящему Чеховская. , гласящую, что если человек встает из-за стола наевшимся, то он на самом деле переел, а если – переевшим, то он отравился. А в прошлом-то он, Михаил, всегда вставал из-за стола не раньше, чем почувствует себя наевшимся, а зачастую и переевшим. Правда, с той частью фразы, где (якобы) Чехов утверждает, что вы наелись, когда встаете из-за стола голодными, Михаил никак не мог согласиться. Он вставал из-за стола, почувствовав первые признаки наедания и всё же, несмотря на все старания мамы, старался по-настоящему не наедаться. Опять пришлось пойти на компромисс: то между дряблостью и шварценеггеристостью, а теперь – между Чеховым и мамой.

Литература тоже мало помогала Михаилу – и даже прямо мешала. Хотя раньше и было сказано, что Михаил предпочел бы думать о литературе, а не о котлетах, но ведь сама литература то и дело говорит о котлетах – и как говорит! Весьма пространно и соблазнительно. Попробуйте-ка прочесть «Старосветских помещиков» и чтобы вам после этого не потребовалось срочно перекусить! И это я говорю про обычного человека, со вполне стандартным апетитом (пардон, апеттитом, конечно – опять неправильно, ведь программа проверки правописания подчеркивает и апеттит , и апетит красным; значит, аппетитом – теперь всё верно) – итак, это я говорю про обычного человека, со вполне стандартным аппетитом, что уж говорить о зависимом, хотя и решительно борющимся со своей зависимостью от еды Михаиле. Перечитывая «Старосветских помещиков», он невольно вспоминал, как Солженицын в «Архипелаге Гулаг» писал, что лагерники избегали всякого чтения, где активно упоминается еда (слишком болезненная тема), и особенно они избегали Гоголя. Да уж, повторюсь, «Старосветских помещиков» действительно следует держать подальше не только от всех заключенных и вообще голодающих, но и от всякого человека, который не может по прочтении (а то и во время чтения) моментально утолить неизбежно проснувшийся в нем голод 14 14 « – А что, Пульхерия Ивановна, может быть, пора закусить чего-нибудь? – Чего же бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? разве коржиков с салом, или пирожков с маком, или, может быть, рыжиков соленых? – Пожалуй, хоть и рыжиков или пирожков, – отвечал Афанасий Иванович, и на столе вдруг являлась скатерть с пирожками и рыжиками. За час до обеда Афанасий Иванович закусывал снова, выпивал старинную серебряную чарку водки, заедал грибками, разными сушеными рыбками и прочим. Обедать садились в двенадцать часов. Кроме блюд и соусников, на столе стояло множество горшочков с замазанными крышками, чтобы не могло выдохнуться какое-нибудь аппетитное изделие старинной вкусной кухни. За обедом обыкновенно шел разговор о предметах, самых близких к обеду. – Мне кажется, как будто эта каша, – говаривал обыкновенно Афанасий Иванович, – немного пригорела; вам этого не кажется, Пульхерия Ивановна? – Нет, Афанасий Иванович; вы положите побольше масла, тогда она не будет казаться пригорелою, или вот возьмите этого соусу с грибками и подлейте к ней. – Пожалуй, – говорил Афанасий Иванович, подставляя свою тарелку, – попробуем, как оно будет». (Н. В. Гоголь. «Старосветские помещики») . Да что там «Старосветские помещики»! Капля в море! А Собакевич, уделавший в одиночку целого осетра, а Петр Петрович Петух, превращающийся за столом в совершеннейшего разбойника? 15 15 Собакевич и Петух – персонажи поэмы Гоголя «Мертвые души». А диалог поэта Амвросия с неухоженным Фокой 16 16 Памятная кулинарная сценка из романа Булгакова «Мастер и Маргарита». или, на выбор, диалог профессора Преображенского с его ассистентом Борменталем? 17 17 «Зина внесла серебряное крытое блюдо, в котором что-то ворчало. Запах от блюда шёл такой, что рот пса немедленно наполнился жидкой слюной. «Сады Семирамиды»! – подумал он и застучал по паркету хвостом, как палкой. – Сюда их, – хищно скомандовал Филипп Филиппович. – Доктор Борменталь, умоляю вас, оставьте икру в покое… умоляю вас, мгновенно эту штучку, и если вы скажете, что это… Я ваш кровный враг на всю жизнь. «От Севильи до Гренады…». Сам он с этими словами подцепил на лапчатую серебряную вилку что-то похожее на маленький тёмный хлебик. Укушенный последовал его примеру. Глаза Филиппа Филипповича засветились. – Это плохо? – жуя спрашивал Филипп Филиппович. – Плохо? Вы ответьте, уважаемый доктор. – Это бесподобно, – искренно ответил тяпнутый. – Ещё бы… Заметьте, Иван Арнольдович, холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими. А из горячих московских закусок – это первая. Когда-то их великолепно приготовляли в Славянском Базаре». (М. А. Булгаков. «Собачье сердце») А бесконечные пирушки мушкетеров? Помните? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. Да и какой писатель откажет себе в удовольствии вывалить на страницы своего произведения целые груды еды, если уже и герои Гомера при первом удобном случае только и делали, что «ели прекрасное мясо и сладким вином утешались»?