Джули Дейс - Игра за линией поля

– Что ты тут делаешь, Брукс? – наконец-то оживает Трэвис. От звука его голоса холодок пробегает по позвоночнику. И нет, это не возбуждение, это неприязнь, основанная на тщеславии придурка.

Я не поворачиваю голову, потому что отныне быть вежливой нет необходимости.

Где твоё воспитание? – мягко спросила бы мама.

Родная, ты же девушка, – мог упрекнуть папа.

Да мне насрать, – делаю заявление я.

– Это очевидно, – коротко отвечаю вслух.

Трэвис кладёт ладонь на поднос, который снова хочу потянуть по ленте с продвижением очереди на кассе, тем самым, вызывая раздражение во мне и недовольные возгласы студентов, кто стоит за его спиной. Он не торопится рассыпаться извинениями и сдвигаться с места, хренов эгоист.

– Чем руководствовалась? Мои выбором?

Невероятно, ему удалось это сделать: рассмешить меня!

Я начинаю хохотать по-настоящему и на этот раз поворачиваю голову. Ударяю его по руке, избавляясь от капкана, и сдвигаю поднос.

– Боже, Трэвис, если бы я руководствовалась твоим выбором, то сейчас могла быть на другом конце света.

Окинув парня скучающим взглядом, добавляю:

– Но ты тут, я тут, почему бы нам не сделать друг другу одолжение и прикинуться незнакомцами. Ок?

Лицо Трэвиса застилает ещё более мрачная гримаса, чем прежде. Он переплюнул самого себя. Этот оттенок его глаз до сих пор не имел описания, но я придумаю.

Ок.

Иисусе, даже не знаю, что он ненавидит ещё больше, чем короткое «ок». А всё, что ненавидит Трэвис – люблю я. Ничего не могу с собой поделать, огромное удовольствие выводить его из себя. Это как один из смыслов жизни.

– Ок, – резко гаркает он.

Я дёргаю бровью, предлагая катиться на хрен. Но разве он следует моим указаниям или принимает предложение?

Трэвис склоняет голову к плечу. Его холодные глаза продолжают изучать меня, как щупальца Дейви Джонса, утаскивающие в темноту и задающие последний вопрос: «Ты боишься смерти?». Трэвис способен парализовать тело, сердце и душу, как яд Василиска. Но не мою. Нельзя войти в одну реку дважды. Как-то меня уже ударило. Шибануло так, что отлегло.

– Кросс, ты из детского садика «Тормозок»? Избавь меня от себя.

Его губы изгибаются наподобие улыбки. Она фальшивая до самой последней капли.

– Кое-что никогда не меняется, – с издёвкой замечает он.

Трэвис делает шаг ближе, и вот он уже заслоняет массивной фигурой свет. Несмотря на то, что выпрямляюсь, высоко задираю подбородок и имею каблуки в три дюйма, Трэвис остаётся выше. Диапазон моего зрения – его губы. Не тешу хрупкое самолюбие придурка, изучая их изгиб, а встречаю тяжёлый, пропитанный антарктическим морозом, взгляд. Придурок не заденет меня, а если и заденет, то обязательно справлюсь.

– Ты нарушаешь личное пространство, Трэвис, что пытаешься доказать? – огрызаюсь, продолжая размышлять: – Превосходство над девушкой?

Он наклоняется к моему уху так, что губы касаются мочки, от чего кровь закипает. Его аромат смешивается с моими духами. Он несёт в себе уверенность, силу, мощь, непоколебимость, масштабность. Он чертова Атакама, которую без раздумий пересеку, отряхнусь и пошагаю дальше, убивая жалкую мольбу остаться от внутреннего «я». В этом зыбком, жарком, сухом, Богом забытом месте погибаешь мучительно, а она наслаждается каждым коротким вздохом, каждой крошечной болью, каждой капелькой пота, каждой мечтой о глотке воды.

Глубокий, хриплый шёпот врезается в мой слух:

– Никак не можешь стать хорошей девочкой, а? Правильные парни предпочитают правильных девочек.

Я отклоняю корпус назад и бросаю секундный взгляд на его товарища, который то ли под впечатлением, то ли наслаждается зрелищем, после возвращаю его к парню напротив.

– Если ты правильный, то я с удовольствием буду неправильной. Даже больше. Я стану самой неправильной, самой худшей из всех, чтобы никогда не подвергнуть сомнению один неоспоримый факт: отсутствие твоего интереса ко мне.

В глазах Трэвиса отражается насмешливый блеск, словно я только что призналась ему в любви.

– Кто сказал, что я никогда не интересовался тобой? – отвешивает он, касаясь носом моих волос и втягивая их аромат так, что, клянусь, я больше ничем не пахну. Эта игра, которую он внезапно затеял, погубит его. Обещаю.

К счастью, Трэвис наконец-то решает уйти, даже на такой ноте. Меня интересует только дистанция между нами.

Фыркнув, двигаю поднос по ленте и расплачиваюсь за обед, аппетит к которому умер также быстро, как сверкнула молния. Зевс потерял корзинку со своим вооружением, и её нашла я, иначе как ещё можно описать те раскаты ярости, которые издаю шипя?

Вы настолько сильно меня ненавидите, небеса?

Я плюхаюсь за свободный стол так, что содержимое в тарелках подлетает в воздух, делает тройное сальто и приземляется с грациозностью лучших синхронистов, не издав бульканья.

– Ты как? – с опаской интересуется Лав, тыча вилкой в лист салата.

Даже меня выворачивает от той улыбки, которую показываю.

– Роскошный день для того, чтобы наложить на себя руки. Что предпочитаешь: бритва или верёвка?

– Кхм… это же шутка? Я ещё привыкаю к твоему чувству юмора.

– Разумеется, это шутка. Единственное, что я могу сделать из-за Трэва – не сползать с унитаза всю ночь.

Она еле-еле может улыбнуться, а я снова задумываюсь, как тяжело нам будет вместе. Пока Лав витает в облаках из наивности, застенчивости и парочки косичек, за которые подёргает милый парнишка, я брожу по грешной земле, собирая то, что можно счесть за оружие. Трэвис всегда заставляет меня выкупить всю соль в супермаркете и создать защитный круг от нечисти, которой сам же является.

Из мрачных мыслей выводит сообщение от Митча.

Темнота рассеивается.

Добро побеждает, как во всех диснеевских сказках.

Я улыбаюсь, когда открываю присланный снимок двух билетов в кино. Следом получаю: Один для тебя. Ты не можешь отказаться, потому что я уже их купил.

По-дурацки хихикаю и ловлю обескураженность на лице соседки, но игнорирую. Согласна в её голове остаться слегка поехавшей на фоне биполярного расстройства. Не удивлюсь, если вечером в комнате от неё останутся только пустые ящики и ветер.

Пальцы уже стучат по клавиатуре, набирая: Ещё не поздно вернуть их в кассу и бежать от меня без оглядки.

От Митча получаю подмигивающий эмоджи, и новое сообщение снова вызывает улыбку: Я бегу без оглядки, но за тобой.

Я с теплотой вспоминаю вечер в его компании и понимаю, что отказ равносилен преступлению. У меня нет причин ни идти равно так же, как и не возникает желание сказать «нет». Всё внутри голосит твёрдое и уверенное «да». Я не полоумная дура, чтобы упускать достойного парня. До тошноты насытилась клишированными придурками.