Ольга Брюс - Прости, брат

– Мама-а, при чём здесь Алёшка? – протяжно завывала Ира, приподняв голову. – Не трогай ты моих дете-ей.

– Не пойму, – поставив кружку на край стола, Валентина села на своё место. – Тогда по какому поводу слёзы?

– Я его видела, понимаешь? На рынке видела-а. Он же в Москве должен быть на заработка-ах…

Вот это новости с полей!

– Как видела? – вскочила на ноги ошарашенная Валя. – Он же только через неделю должен вернуться?!

– Я его зову, зову, а он не слыши-ит.

– Может, подарки нам выбирал? Хотя… И в Москве мог купить. Может, ты ошиблась?

– Не-ет.

– Ты точно уверена, что это был Николай? Ты вот прям в лицо его видела?

Глядя на рыдающую дочь, Валентина подумала с минуту, прокрутила всякое-разное в забитой посадкой картофеля голове, смахнула со стола, покрытого гладкой клеёнкой, невидимые хлебные крошки, которые не убрал за собой муж, и, сильно ударив кулаком по столешнице, сделала чисто женский вывод:

– Или ты всё-таки перепутала его с кем-то, или наш Николаша пошёл в загул!

Прерывистые всхлипы и нудные причитания отключились мгновенно, будто кто-то нажал на телевизионном пульте кнопку «пауза».

– Я сейчас думаю… – Ира взялась за оправдания. Конечно, кому хочется слышать о любимом муже самое страшное, – возможно, я ошиблась…

– Ты спрашиваешь или утверждаешь? – а вот мама была настроена воинственно. Вот только появится зятёк на пороге, она уж займётся его аморальным обликом.

– Не знаю, – выдохнув, Ира отвернула голову. – Мне уже говорили, как мой Коленька по рынку там шастает…

– Когда говорили? – у Вали вытянулось лицо. Медленно опустившись на табурет, заглянула в припухшие глаза дочери.

– В прошлом году, – виновато прошептала Ирина, шмыгнув носом.

– Как в прошлом? – Валю словно кипятком ошпарили. Плечи и шею обхватило жаром, а под носом и на подбородке проступил пот. – И ты столько времени молчала?

– А что я должна была говорить? – обиду сменила злость. – Ты ж меня всю жизнь учила не верить чужим словам! «Пока сама не увидела, не вздумай принимать за правду» – твои слова? Вот и увидела.

– Подожди, вот приедет, тогда и поговорим, – Валентина поставила точку в разговоре.

Прошла неделя.

Последние семь дней Ирина была сама не своя. Как бы ни старалась скрывать паршивое настроение – не получалось. Она всё больше стала походить на свою мать, срываясь на беззащитного Алёшу.

– Ты у поросёнка почистил? – крикнула входящему в дом Алексею, прикрывая дверь сарая ногой. – Где тебя носит? Я тут одна корячусь, а ты ходишь где-то!

Алёша спешил обрадовать маму своим скромным заработком от сдачи меди, найденной в подлеске, но после её противного ора передумал.

– Сейчас почищу, – пробубнил мальчишка, заталкивая купюры подальше в карман куртки.

– Сил моих больше нет! – Ира волокла ведро парного молока и продолжала ругать повзрослевшего сына, – такой дылда вымахал, а помощи никакой!

– А дед? Не мог в сарае убраться? – вытащив вилы из дровяника, Алёша понуро опустил голову.

– Поговори мне ещё! – прикрикнула мать, поднимаясь на крыльцо. – Правильно бабушка говорит, лень родилась вперёд тебя! Никого не слушаешь, не уважаешь! Вот батька приедет, я ему всё расскажу, какой ты у нас помощничек!

– И про любовницу спросить не забудь, – нечаянно вырвалось у парня.

– Что? Какую ещё любовницу? – голос Иры осип до неузнаваемости. – С чего ты взял?

Она остановилась на верхней ступени и чуть не уронила ведро.

– С того, – Алёша шагнул к сараю.

– Стой! А ну-ка, говори, кто тебе сказал? Бабушка?

– Нет, – ответил мальчик, не оборачиваясь. – Сам видел.

– Где? Когда?

– На рынке.

– На каком ещё рынке? – Ира поставила ведро и спустилась вниз на две ступеньки.

– В Санино.

– А что ты там делал?

– Медь сдавал…

Моментально переключившись с разговора о любовнице на продажу меди, Ирина раскрыла рот шире некуда, и на двор Фроловых обрушился душераздирающий визг, от которого вздрогнула вся домашняя скотина.

– Сдал медь и не принёс деньги в семью?! Мы с отцом бьёмся, чтобы хоть копейку в дом принести, я молоко продаю, стоя на вокзале и в жару, и в холод! Бабушка пирожки печёт, чтобы было на что купить тебе школьную форму, а ты заработал деньги и спрятал?! Ты от кого прячешь? – шагнула вниз. – От отца с матерью прячешь? От брата прячешь? От бабушки с дедушкой?

У Алёши подкосились ноги. Не поворачиваясь, он остался стоять у входа в сарай и ждать, когда мать соизволит подойти, чтобы поорать в ухо и дать привычного подзатыльника.

Как в воду глядел. Мама, обрушивая на него оскорбительные фразы, быстро приблизилась сзади и ударила по голове всей пятернёй. Рука опустилась сначала на затылок, а затем, сменив траекторию, съехала на правое ухо, не меняя силу удара. Ушная раковина вспыхнула огнём моментально. Воспламенившись адским жаром снаружи и проникнув в слуховой проход, невыносимая боль вонзилась стрелой в верхнюю челюсть, в районе правой семёрки, поверженной нежданным кариесом. Из глаз Алёши брызнули слёзы.

– Где деньги, бесстыжая твоя рожа? – Ирина стояла за спиной и кричала на сына, глядя в его затылок. – Я Валеру по больницам таскаю, откладываю хоть что-то на дорогу, а ты, небось, на шоколадки и Пепси тратишь? А родных угостить не догадался?

Алёша стоял и слушал, пуская ручейки огорчения. Такого унижения, не считая бабушкиных издёвок, он не мог вынести мужественно, как полагается взрослому двенадцатилетнему мальчику-подростку. Слёзы полились крупными градинами, после второй оплеухи и последующего толчка в спину, между лопаток.

– Мама! – выкрикнул мальчишка, отбросив вилы. – Что ты делаешь?

– Мы тут корячимся, а он барствует! – Ира не слышала плачущий голос сына. – Бессовестный! До чего ж ты бессовестный! Правильно бабушка говорит, ты неблагодарная скотина! Я ему и покушать, что повкуснее, и одежду на последние деньги, а он, как наглый жмот, тихушничает!

– На! Забирай! – Алёша вытащил деньги из кармана и бросил на землю, у своих ног.

Опустив глаза вниз, Ира разозлилась ещё больше: схватила мальчика за шиворот и развернула к себе.

– Это ты так с матерью, да? Это ты матери кидаешь, как кость собаке? А ну, подними! – с силой нагнула сына, не отпуская ворот рубахи. – Подними, я сказала!

– Не буду! – огрызнулся Алёша, всхлипывая и сжав кулаки.

– Подними сейчас же!

– Не буду, – голос ребёнка стал чуть тише.

– Я кому сказала? Подними и отдай матери в руки! – Ирина надавила на основание шеи, и Алёша нагнулся ещё ниже.

– Тебе надо – ты и поднимай, – прорычал мальчик и вытер мокроту под носом.

Дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышла зевающая бабушка.

– Ира, что натворил этот наглец? Чего ты так разоралась, что аж в доме слышно?