Алексей Борисов - Ничей

После экстремального восхождения, не вся пресса, однако, отозвалась о его действиях восторженно. Мэрия не торопилась прикрывать игорный бизнес на корню, ибо вполне официально получала с него налоги. А неофициально те же «ромашки» крышевал кое-кто из депутатов городского Совета. В общем, за самоуправство Жуликова вызвали повесткой в прокуратуру. Ну, а с критической телепрограммой всё было просто, как дважды два. Вице-спикер элементарно кинул ребят, пообещав им оплатить предыдущий сюжет из своего кармана и, само собой, не оплатил.

– Алексей Николаевич, – заговорил Жуликов, подкатив глаза к потолку, – вы у нас за телевидение отвечаете?

– В каком смысле? – уточнил я.

– За то, что о парламенте рассказывают, вы отвечаете?

– Не всегда. Если парламент платит за это деньги, то да. Если не платит – по ситуации.

– А когда ваши друзья меня поливают грязью – это какая ситуация? – начал заводиться Жуликов.

– Дружить со СМИ – моя обязанность, Сергей Федосеевич, – напомнил я. – Но у вас там, по-моему, какие-то проблемы со студией были.

– А ваша задача – чтобы проблем не было! – заявил вице-спикер.

Я молчал и ждал продолжения концерта.

– К вам мой пресс-секретарь подходил? – продолжал Жуликов.

– Какой пресс-секретарь? – вопросом на вопрос ответил я.

– Девушка!

– Девушка подходила.

– И что вы ей сказали?

– Сказал, что постороннему лицу никаких материалов, тем более видео, не дам, – я посмотрел прямо в глаза депутату. – По должности не обязан. Более того, было распоряжение Виталия Ивановича: перед выборами в Госдуму режим информационной безопасности ужесточить.

– Вы красиво говорить научились, как я погляжу, – вскипел Жуликов.

– Давно этим занимаюсь, – перебил я его, не любезничая.

Жуликов побледнел.

– Да вы что себе позволяете? Мы тут всю вашу деятельность проверим! Надо будет – служебное расследование проведем.

– Проводите, пожалуйста. У вас вся информация? Можно идти? – я приподнялся.

Жуликов без звука переваривал случившееся.

– Если информации больше нет, всего вам доброго.

И я плавно закрыл за собой дверь.

– Ну, и зачем ты этого деятеля взбесил? Он теперь ведь не успокоится, – Семён Маркович укоризненно смотрел на меня.

– Побесится и успокоится, не переживайте, – ответил я. – Думаете, он кому-то нужен?

– Всё-таки зам.

– Такого зама завтра же выгонят, если указание поступит.

– Это верно, конечно. Перебежчиков нигде не любят, – Домашевский вздохнул. – Но ты всё равно круто берешь.

– А не надо на меня свои проблемы перекладывать. Он по частоте упоминаний в СМИ вторым идет, после спикера, – заметил я. – Это как, само собой случилось, без участия пресс-службы и вашего покорного слуги?

– Может, перестарались?

– Без согласия свыше ничего не делали. А что, уже многие про нашу беседу с Жуликовым говорят?

– Говорят отдельные трудящиеся.

– Быстро слух расходится. Вас Шарохин-то нашел?

– Шарохин зря волну поднимает! – Семён Маркович беспокойно задвигался на стуле. – Я же ему сказал: всё верну. И проценты верну – но не те грабительские, которые он хочет! Я знаю, кто его накручивает…

– Можно, Алексей Николаевич? – не дожидаясь ответа, в кабинет уже влетела Алина Вениаминовна.

– Конечно, можно, – радушно улыбнулся я.

– Семён Маркович, мы тут посекретничаем, да? Спасибо, – тоже не дожидаясь ответа, зачастила Тарарыкина.

– Да, я пойду, пожалуй, – закряхтел Семён Маркович, поднимаясь.

Алина Вениаминовна проводила его кислым взглядом и сама притворила дверь.

– Зря вы с Домашевским общаетесь. Озлобленный он человек, тяжелый, – обронила она вскользь.

Я сделал вид, что временно оглох, и выжидающе посмотрел на нее.

– Алексей Николаевич, надо обеспечить освещение конкурса. Ростислав был у вас?

– Был еще вчера. Виталий Иванович говорил об этом раньше. Сделаем.

– Сделайте, Алексей Николаевич. Это важно.

– Особые пожелания будут?

– Ну, какие особые пожелания? Вы профессионал, сами всё знаете.

Я кивнул.

– А договоры на следующий год Виталий Иванович уже подписал?

– Да, Алина Вениаминовна. Подписал.

– Там с «Канцелярской правдой» всё нормально?

Службой рекламы «Канцелярской правды» руководила сестра Алины Вениаминовны – по манерам и ухваткам точная копия народной избранницы. С каждого договора об освещении деятельности парламента она имела свой бонус.

– Нормально. Не обидели.

– Вот и хорошо. Тогда я пойду, мне еще к лекции подготовиться надо, – заспешила Тарарыкина.

– Диссертацию когда обмывать будем, Алина Вениаминовна? – спросил я вдогон.

– Какую диссертацию? – стушевалась она.

– Вашу. Как же в наше время без диссертации?

– Ой, что вы! Я об этом даже не думаю, – махнула рукой Тарарыкина.

Пользуясь тактической паузой, я выудил из кармана ключ и отомкнул ящик стола. Служебная записка была на месте, но мне показалось, что большой красный маркер лежал не там, где я его вчера оставил. Я повертел лист бумаги в руках, внимательно изучил его на свет. Никаких следов, понятное дело, на нем не обнаружилось.

«Так, знаете, до паранойи недалеко», – подумал я и позвонил в первую приемную. Ответила мне на этот раз Алевтина Викторовна. Выяснилось, что Виталий Иванович побыл у себя лишь минут десять и уехал в администрацию. Рвалась к нему толпа желающих, включая разных депутатов, но все напрасно. В такой обстановке о личной аудиенции мечтать не приходилось.

– Алексей Николаевич, а что у вас, важное? – спросила Алевтина Викторовна.

– Служебка, – немного поколебавшись, ответил я.

– Если очень надо, вы занесите и оставьте у него на столе, на видном месте, – посоветовала она. – А я ему скажу, как только он придет.

Видимо, я долго размышлял, прежде чем решиться, потому что Алевтина Викторовна добавила:

– Вы не думайте, я читать не буду.

Иного способа оперативно донести свое мнение до спикера, наверное, не было. Конечно, я понимал, что Алевтина Викторовна тоже не с дуба упала в аппарат. Кому она доложит о моей бумаге, оставалось только гадать. «А пошли они все!» – чуть не сказал я вслух, но секретарше ответил:

– Занесу.

Пошел и занес, повторяя про себя тезис о том, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Дверь своего кабинета я отпирал в темпе, потому что внутри разрывалась «вертушка». Звонила мне Татьяна Эрастовна из главного областного штаба «Ядрёной России». Вопрос был наиважнейший: она в очередной раз попросила не забывать указывать в наших публикациях фракционную принадлежность депутатов – особенно, если речь велась о богоугодных делах. Татьяна Эрастовна при этом ссылалась на партайгеноссе Митрофанычева. Я дал понять, что в моем лице партайгеноссе Митрофанычев может видеть надежного союзника, и тепло простился с собеседницей.