Ольга Шипилова - Улица Шипилова. Сборник рассказов

За ужином сидели молча. На большой кухне под стареньким абажуром накренился обеденный стол, у которого было три ножки. Вместо четвертой ощетинились пожелтевшими измятыми страницами отцовские книги. На столе, в самом его центре млела жареная курица. Восемь пар глаз вожделенно впились в нее. Перед каждым стояла пустая тарелка, обхваченная жадными нетерпеливыми пальцами.

– Ну, семья, приступим! – гордо тряхнула волосами Антонина и потянулась к курице. – Мне ножка, отцу ножка, Алинке крылышко, Сережке крылышко…

– Это почему? – с негодованием посмотрела на мать Алина. – Я тоже ножку хочу!

– И я, – поддержал сестру Сережка.

Куриное сгорбленное крылышко жалко выглядывало из-под пухлой, покрасневшей от тепла и жира верхней губы.

– Цыц, чтобы я этого не слышал, – Вениамин оторвал глаза от своей тарелки, попытался взглянуть на дочь в упор, придать лицу серьезность, которая никогда ему не удавалась. – Нашлась мне здесь подстрекательница!

Долгий укоризненный взгляд не получился. Часто моргая, как бы извиняясь за обороты речи, претившие ему, Веня тихо добавил:

– Пока мать здесь главная…

Осторожно, пока побледневшая Алина не сорвалась на новые упреки, чтобы не потерять убеждения своего, давшегося душевными муками отцовского напора, мужчина перевел взгляд на жену, застенчиво улыбнулся, дожидаясь одобрения, а вслед за ним и благодарности в супружеской постели. Когда та снисходительно кивнула, продолжил:

– Мать главная – ей и решать, что к чему. Вырастешь, тогда сочтешься.

Дети больше не перечили. Семья погрузилась в привычную тишину, счастливая Антонина рвала на тонкие волокна куриную грудку и молча распределяла ее по тарелкам, в уме рассчитывая: «мне, Венечке, Алинке, Сережке…»

– Вот, Веня, как мы поступим, – приговаривала постаревшая, подурневшая Антонина, поглаживая дубовую неподвижную руку мужа. Ты хворый совсем, вон как тебя инсультом разбило, я еле ноги в своей прачечной таскаю, двоих никак не потянем. Поэтому с моей зарплаты да с твоей пенсии помогать Алиночке будем, муж у нее тюфяк, а внучка растить надо. А Сережке пусть родители Лизки помогают!

– Тонечка, в примаках ведь он, мы должны больше… – мычал Вениамин.

– Брось, в примаках! Все своими рученьками в Лизкиной квартире делает. Она одна у родителей, а у нас их двое! Ничего, пусть сватья расстараются, поусердствуют! А мы для Алиночки посуетимся. Скоро жилье должны получить, как семья молодая, всего много понадобится: и диван и стенка… Я никогда за Алинкиными «хотелками» не поспевала, она у нас девка, что надо, жаль Сережка – тюфяк.

– Хорошо, – кивнул непослушной головой Веня, и слезы радости текли по его исхудавшим щекам. Как счастлив он был в этот час от расторопности жены и от своей собственной расторопности тоже, какое упоение знать, что в свое время не промахнулся, выбирая между Тонечкой и первой юношеской любовью.

– Вот этот ковер, тумбочку, телевизор я себе заберу, – важно расхаживая по квартире, подперев бока рыхлыми руками, рассуждал Сергей Вениаминович, – это я покупал, тебе оставить не могу! Холодильник – твой, претендовать не буду. Что еще? Сервиз возьму – мать подарила, вилки-ложки мои, статуэточку вот эту тоже заберу, хоть и купил тебе в честь годовщины свадьбы, а все же в кругленькую сумму она мне обошлась…

Потускневшая жена его сидела на диване, с тоской смотрела на мужа.

– Что молчишь, Лизонька, или не согласна?

– Согласна, Сережа, во всем согласна, хоть все забери, мне не жалко…

– А вот и зря! – ехидно заметил Сергей Вениаминович. – Так никогда ничего не наживешь, если каждому…

– Да разве ты каждый? – перебила жена, взгляд ее стал мрачным, пустым. Не моргая смотрела на белую стену в желтых вензелях, когда-то вместе выбирали дорогущий винил теперь кому он… – Десять лет прожили. Смотрю на тебя и думаю, зачем все это было с нами?!

– Любила же когда-то, должно быть… – куражился над падением гордой Лизоньки Сережа.

– Любила… и ненавидела одновременно…

– О, как! Хорошо, что начистоту, только объясни мне, любезная моя Лизоветта Павловна, как это возможно проделывать одновременно?!

– Возможно. Любила за все то, что смогла в тебе изменить, ненавидела, за все то, что осталось в тебе мертвым.

– Ерунда это все! – отмахнулся Сергей Вениаминович. – Никогда не понимал твоих мыслей… Так… И этот столик заберу, его сослуживцы притащили…

Устав от семейной жизни, Сергей Вениаминович был счастлив вернуться под родительское крыло, домой, куда за год до него успела въехать Алиночка, грамотно рассчитавшаяся со своим мужем. Она вверила благоверному самое святое – сына-подростка, себе же взяла толику – двухкомнатную квартиру. Сейчас Алинка может не работать: двушка отлично умножает капитал.

И вновь на притихшей кухне, как в былые, счастливые времена, под стареньким абажуром дымилась пряная курица, и мерно как часы, отсчитывающие секунды, резал счастье честными кусочками голос Антонины: «Мне, тебе, тебе, мне…» Только делили уже на троих. От тюфяка Венечки осталась лишь четвертая нога стола, изображенная им много лет назад ощетинившимися страницами запыленных, обрызганных жиром книг.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.