Александр N - 72 часа

– Расскажете?

– Нечего рассказывать, не способна я иметь собственных детей.

– В приюте взять.

Она остановилась.

– Как качественно и бескомпромиссно Вы решили мою проблему, – отвела она глаза.

– Извините, – и я уперся взглядом в пол.

– Совершенно не беда! – она улыбнулась обратно, – кота берете?

– Нет.

– Почему? – наш разговор начал походить на перетягивание каната.

– Куда мне кота?

– За пазуху.

– Там уже все занято!

– Берите без разговоров!

– Я вообще тут с секретным заданием?

– Каким же, если не секрет?

– Секрет, но я скажу: я должен разобраться с этим чертовым черепаховым супом! И кот мне попортит карьеру агента.

– Глаша, ты слышал этого сквалыгу? Он Вам только поможет! Этот мелкий – крупный специалист по части еды!

– А почему Вам его себе не оставить?

– Я не могу.

– Почему?! – я начал наседать.

– Я, возможно, не доеду до конечной станции, – а она начала откручиваться и смеяться еще задорнее.

– Это почему это?

– По кочану!

– Это не ответ! Отвечайте, почему Вы не доедете до конечной? Поезд идет без остановок!

– Кота берете?

– Почему не оставите себе? Он блохастый?! – я распалился окончательно.

– Говорю же – могу и не доехать!

– Так с чего же не доехать можете?

– Рак у меня.

Она обмякла, опустила ресницы, водрузила на меня котенка.

– Рак.

Развернулась и, пошатываясь в такт поезду, растворилась в темном вагоне, оставив за собой ссадину на моем сердце и мяуканье голодного Глаши. Я оцепеневший стоял, смотрел в пустоту и прижимал себя к живому существу.

Я лежал на кровати и смотрел на белый потолок. Во мне было целых 9 лет. Я был счастлив и любил весь мир своим огромным сердцем, а мир в ответ каждый день открывал мне свои новые великие тайны. Солнце пробивалось через проем окна и лежало косой стрелой сквозь всю комнату и немного на стене. Свет резал глаза, но я торопился их открыть, потому что сновидения позади и предо мной вновь: красивый день, мамина улыбка, сумасшедшая беготня моего безумного толстого кота, ходившего за мной всюду по пятам. Предо мной: лужи тумана, мой старинный друг из дома напротив, кислые яблоки, соседский барашек с круглыми рогами, рассыпчатая земля под ногами, шорты и теплая куртка, грузовик с продуктами, колокольный звон дважды в день и целая жизнь!

У меня есть дерево на краю города, на которое я залезаю, чтобы увидеть мир. Мой отец помнит, как его сажали. Отец говорил, что оно было тощим и смотрело в бок, а сейчас оно носит меня на руках. Отца давно нет, а дерево придерживает меня каждый раз, пока я озираю вселенную, смотрю за горизонт.

Я встал с кровати прямо в одежде, подошел к зеркалу, заглянул в свои глаза и увидел бесконечность. Набрал воды в ладошку и сделал глоток. Старая раковина громыхала от падения каждой капли, мамина стертая зубная щетка стояла рядом с моей – новенькой и лохматой. Я спрятал мокрые руки глубоко в рукава и сбежал по лестнице вниз. Сбежал, открыл дверь и остолбенел.

Все кругом было усыпано куриным пухом, будто облака спустились с неба и улеглись на нашей улице. Перья висели прямо в воздухе, ветер крутил ими и собирал из них фигуры, прибивал к углам, разбрасывал по крышам. Те пушинки, что поближе были большими и шерстистыми; которые подальше – мелкие и прозрачные. Они парили на разном расстоянии от меня и были такими объемными, такими реальными, как светлячки или маленькие бабочки. Соседский баран смотрел в землю и боялся проронить слово, иногда перетаптываясь и поджимая копыто. Я смело шагнул на улицу и наступил на самый мех. Ботинок придавил подушку, я поднял глаза наверх и оказался в середине звездного дождя. Я будто летел сквозь галактики и звезды сопровождали мой полет, завиваясь, кружа. Пух сиял и освещал все вокруг, даже солнце. Я сел на корточки и посмотрел на землю близко. А потом растопырил пальцы и медленно понес две ладони к Земле. И за мгновение до того, как загнать руки в белый пухлый плотношерстный мех перед моим лицом, я вдруг остановился и подумал, что я, должно быть, все еще сплю, и если даже нет, то какая разница между сном и явью, если я могу летать сквозь галактики без крыльев и опасения остаться без этих потрясающих впечатлений, что выдумывает для меня моя жизнь.

И холодные перья налипли на мои руки, обжигая, хватаясь за меня, пристывая к пальцам и стали обращаться в воду, и я только успевал разглядывать отдельные пушинки, похожие на звезды из моей великой вселенной, в которой живу сейчас. И все кружилось, и улицы были совсем другими, и солнце искрилось, и я искрился вместе с ним. И мое дерево стало другим: седым и старым. Так я впервые увидел снег.

За окном задавалась заря. Мы ехали спешно, будто торопились куда-то, хотя я бы предпочел, чтобы мы ползли, как черепаха. Откровенно говоря, я хотел спать. Сутки на ногах вытрясли из меня силы и я с удовольствием посвятил бы сну часов восемь. Но время тихонько утекало, а я ни на йоту не приблизился к разгадке. Хорошо, конечно, что на листке, лежащем перед моими глазами были вычеркнуты уже двое, но пока эти заключения не давали мне ровным счетом ничего.

Глаша, потеряв всякую надежду выпросить у меня хоть какой-то еды, мерно спал прямо посреди подушки – в изголовье моей полки. Он вытянулся во весь свой куцый рост, и самый кончик его розового микроскопического языка торчал из-за клычков – наряду с такого же цвета кожаным пятаком – украшал благоговейную картину. Его незначительный хвост лежал размашисто и гордо, а розовые пятки, попеременно растопыриваясь, демонстрировали мягкость и впечатляющий охват истиных львиных лап. Глаша отчаянно дрых.

Я уставился на листок:

Ресторатор,

Продавец газет,

Проводница,

Машинист поезда,

Попутчица,

Сосед,

Кондуктор.

В сущности, пока я не прошел и трети списка, но усталость и головная боль уже подбивали меня сдаться. Хотя кому именно я мог сейчас сдаться? Это мой поезд, никто меня сюда не тянул. Мой поезд и железно моя дорога.

Я отправил взор за окно. Снег лежал всюду. Только на самом пути его не было, а кроме рельсов – все было беспристрастно белым: холмы и овраги, поля и деревья – от подножия до верхушки. Снежинки на такой скорости летели почти горизонтально. Вот мы пересекли небольшую речушку по мосту – вода была темной, страшной, а обрамление – такое же – белоснежное.

Эта бесконечность необхоженных просторов наводила тоску: мы бежали куда-то вперед, прорезая в природе брешь стальными лезвиями путей. Больно представить, сколько живых существ гибнет каждый раз, когда поезд проносится вдоль нескончаемых перегонов. Сколько бабочек, стрекоз, птиц, зайцев намотало на колеса нашего состава, раздробило о лобовое стекло, перетерло в механизмах. Поезд прошел и высек за собой коридор смерти, в котором не живет ни души. А еще через мгновение его вновь наполняют лесные жители – влетают, вползают, входят в эти ворота и продолжают свои ежедневные лесные дела. Глаша роскошно зевнул и, потянувшись, накрыл мордаху лапами.