Ольга Брюс - Отражение. Рассказы

Дверь открылась, и в магазин вошла мать Маши Агриппина.

– Никаноровна, не приболела ль Манька?

– С чего ей болеть, – Груня вытерла подбородок краешком платка, – здоровая, слава Богу.

– Другая она какая-то стала, – захихикала одна из сплетниц, прикрывая рот рукой.

Подошла очередь Никаноровны делать покупки. Достала тряпичную сумку, кошель.

– Взвесь мне грамм триста вон тех конфет, – показала пальцем Агриппина на полку с конфетами, – мармеладу и печенья, что с маком.

– Шикуешь, Никаноровна, – Валентина ставила гирьки на весы, – или празднуешь чего?

– А может, и праздную, твоё какое дело? – Груня сложила сладости в сумку, расплатилась и ушла.

– Гордая какая, – Валя протёрла чашу на весах, – ну, кто там следующий? У меня переучёт скоро.

Пришла зима.

Самая прекрасная пора года. Всё вокруг заснежено, иней замысловатым узором покрыл окна домов, деревья и ресницы жителей, прогуливающихся по улицам села.

– Бр-р, холод собачий, – Манька вошла в хату с улицы, принесла охапку дров, – печь как теперь топить? Дрова сырые. Не заложили в печурку для сушки!

– Не тарахти, – отвечал Васька, зевая, – вон, в сенцах лежат, под старым покрывалом, и на печке тоже есть. Неси солярку, сейчас растопим.

– Мать где? Встала, её уже нет.

– К председателю побежала, что-то там случилось. Слышал, как к ней в окно стучали и про Логвиновых говорили.

Маша с удивлением посмотрела на мужа.

– К председателю? Спозаранку? – женщина присела возле печки и задумалась.

– Спишь, что ли? – Васька легонько толкнул жену в плечо, – солярку неси, говорю.

Придя на работу, Маня узнала о беде, произошедшей ночью в доме председателя.

Ближе к обеду в сельский совет приехала милиция.

Опрашивали свидетелей и просто знакомых. Очередь дошла и до Марии.

– Как давно Вы знакомы с Людмилой Савиной?

– С Люськой-то? Всю жизнь, – робко отвечала Маня, чувствуя на себе пристальный взгляд следователя. Женщина сидела за столом и теребила косынку в руках, не поднимая глаз.

– Какую Вы можете дать характеристику Савиной? – мужчина продолжал вести запись на бумаге.

– Ну, какую-какую, обычную, – Маша растерялась и начала заламывать пальцы.

– Вы не переживайте, говорите всё, как есть. Свидетельские показания – конфиденциально.

– Взбалмошная, – женщина вдруг оживилась и выпрямилась, – скандальная, каких поискать. Вроде молодая, но уже заявила о себе, многие могут подтвердить. Вон, хоть Зойка, хоть Гришка.

– Тише, пожалуйста, – следователь положил планшет на стол и достал из него пакет, – как думаете, кому принадлежит эта вещь?

– Да Люське, она у нас известная модница.

– Дело в том, что данный предмет был найден у дома председателя. Людмила Савина идёт по делу, как подозреваемая.

– Да Вы что? – Манька обеими руками прижала свои щёки и покачала головой, – Люська? Ну, не может быть!

– Не будьте так уверены, Мария, – мужчина сложил пакет и бумагу в планшет. – И не в таком возрасте совершают преступления. Ну, будьте здоровы.

Не мешкая, Мария выбежала следом за мужчиной.

– Подождите, подождите!

– Вы что-то хотели? – следователь обернулся на зов.

– Да, хотела дополнить, – Мария отвела собеседника в сторонку, чтобы никто не слышал разговора, – Знаю, что она встречалась с председательским племянником – нашим агрономом. Так вот, они там что-то не поделили, и Андрей её бросил. Как думаете, это она так отомстила? Андрей жил в доме Ильи Яковлевича.

– А эта информация пригодится. Благодарю за помощь!

– Пожалуйста. Если что, обращайтесь, – Маша улыбнулась и попрощалась со следователем.

Забыв о беспутной Маньке, местные жительницы принялись перемывать кости Люське и её родителям.

– Вот, выросла. И кто бы мог подумать! Уголовщина!

– Брось, Стеша, тут и думать-то нечего, какие родители, такая и дочь!

– Яблоко от яблони! Мать – выпивоха, отец – известный карманник – сгинул. Вот и до дочери очередь дошла!

– Ой, что будет, бабоньки! Посо́дють девку, ой, посо́дють!

– Милиция сегодня приезжала. Следователь опрашивал многих. Говорят, все улики против Люськи. Нашли вещь какую-то. Всё, жизнь её кончена и пожить не успевши.

– Беда-то такая, – причитала Агриппина, подметая пол, – что ж это делается-то? Видно, сглазили семью Логвиновых. Такой председатель хороший, а жизни нет в последнее время.

– Что ты там бормочешь? – спросила Манька, пытаясь откусить нить, закончив латать колготки дочери.

– Я говорю, чтоб руки отсохли у завистливых людей! – Никаноровна поставила веник у порожка, – это ж надо, семью без крыши над головой оставить. Илья Яковлевич жену цельный год обихаживал и почём зря.

– Будет тебе, тоску наводить. По делам и заслуга!

– Какая-такая заслуга? Наш председатель – добрейшей души человек! Столько хорошего для села сделал! Жалко его и Елену.

В ту злополучную ночь хата семьи Логвиновых ни с то ни с сего загорелась. Соседи, услышав крики, выбежали на улицу. Крик подняли, мимо проходящие жители, пытались тушить водой и снегом.

Илья проснулся, почувствовав сильный запах гари, дым валил со всех сторон. Комнату заполнил едкий туман, ничего не видно.

Председатель пытался вытащить жену, но не смог. К тому времени Елена потеряла сознание. Мужчина, наглотавшись дыму, пополз к выходу, открыв дверь в сени, понял – дверь с улицы в огне. Чёрный смог разъедал глаза. Закрыв нательной рубахой лицо, полез в окно. Помогли люди, вытащив ослабленного мужчину. У Логвинова сильно обгорели ноги.

В тот день племянника Андрея не было дома. Он уехал в гости к родителям на два дня.

– Что ж теперь будет-то, а? – в сельском совете работники умственного труда разводили руками, – неужели Люська?

– Конечно, она, – подхватила разговор Маня, – вон, и следователь доказал, что Савина причастна.

– Тихоня, и посмотри, что наворотила… – бригадир Арсений Филиппович ходил по кабинету. Закуривал папироску одну за другой и тут же тушил, – как же теперь Илья Яковлевич? Даже жену не сможет похоронить.

Елену провожали в последний путь всем селом.

Бабы жалели женщину за такую участь. Рыдали у гроба. Читали молитвы.

– Как же так? После болезни, практически восстановилась… И тут такое.

– Вот и верь в чудо. Сердце лечили, в себя пришла. Судьба всё равно привела к своему концу.

– Грехи за председателем, – не унимались некоторые, – вот и беда настигла.

– Порча на них, – делали выводы другие, – такие дела издалека видно.

Маша на похороны не пошла. В этот день её мучала совесть, что она когда-то «помогла» Елене сесть в инвалидное кресло.