Константин Потапов - Никто не знает Сашу

Дешёвая шлюха.

Он был для них танцором, он исполнял танго, дешёвая шлюха. Сначала он пытался просто танцевать, будто продавал только танец. Он спел несколько новых, за столом смеялись, песни гибли. Он танцевал, а танго гибло. Каждое па, каждая песня, дешёвая шлюха.

Тогда он спел «Южную». Ёжик передразнила мотив неожиданно точно, ошиблась в третьей ноте. Брюнетка засмеялась. Повисла тишина. Он спел «Че Гевару». Брюнетка крикнула «А вот ничо была». Он спел им «Пса». Посреди бриджа брюнетка громко сказала: «Бля, какая тоска». Все – очкастый, дьякон, девушки – зааплодировали, стараясь заглушить Брюнетку. Брюнетка с подругой тоже захлопали. Его поклонницы захлопали громче. Мартышка оглушительно свистнула, заложив мизинцы в широкий рот. Несколько девушек оглянулись.

– Ой смотри, бошками вертят, что мешаем вам?! – это Брюнетка, в пьяном пылу.

– Вообще-то да, – нервная девушка в первом ряду. Привыкла так говорить родителям, хлопнув дверью.

– Ты смотри чё, Лиз! Возникает. – Брюнетка.

– А давай тоже споём, Жан? Мы ж попеть пришли? – Ёжик.

И они затянули «Рюмку водки». Ещё не в полный голос. Бармен и официантка заулыбались. Картошка хихикал, подталкивая Быка. Бык крякнул, явно удовлетворённо. Охранник с интересом причмокнул губами и сложил руки на груди, поглядывая на Быка. А у Саши кончилась песня.

Они смотрели на него. У него оставалось половина сэт-листа. Он опять решил не делать антракт. Он не знал, как сходить со сцены. Нельзя было не заметить, подождать, пока само перегорит. Не сработает. Шлюха.

– Что ж, песня для наших особо громких гостей! – И он затянул «Мурку», на ходу подбирая в памяти аккорды и смутные слова. За столом смолкли. Зрительницы заулыбались, заулыбался парень в очках. А вот мужчина с тростью смотрел на Сашу внимательно, без улыбки. Так же, как охранник смотрел на Быка. Плечистая Жанна что-то оскорблённо воскликнула и тоже стала ловить взгляд Быка. Ежик-Лиза смотрела на Быка. На него очень хотелось посмотреть и Саше, но он уставился в зелень бутылок на третьей полке бара. А Бык смотрел перед собой. Слушал, что шепчет ему на ухо ухмыляющийся Картошка. Песня кончалась, как шаткая перила под ногами. Идёт бычок, качается… Саша уже пожалел.

Взвизгнул отодвинутый стул. Бык встал. Охранник оттолкнулся от стенки, но пока остался у бара. Девушка за баром – синяя джинсовка, длинное каре, чокер на шее, точёные скулы – хмуро смотрела на Быка. Бык пошёл к сцене.

Подойдя, он пальцем показал Саше наклониться. Саша помешкал и наклонился. Не отводя глаз. Не выпуская гитару из рук. Ожидая апперкота, что сбросит его с барного стула на черно-белые клавиши. Финальный аккорд на потеху публике.

– Парниш. Давай повеселей чё-нить, а? – он секунду смотрел Саше в глаза. Саша не отводил взгляд. – А то ебало расшибу. – Бык пожав плечами-сейфом, развернулся и пошёл к столу. Медленно, перекатываясь.

И тогда Саша затянул «Паруса».

Ну пацан с гитарой да. Попал. Вот всё, что у меня про Марусю – во всё попал.

Маруся сама. Вынесла мне. Я с пацанами хочу. Сиди дома. Я с пацанами хочу. Спецом меня задеть. Вынесла. Лады. Вот и всё. Потому – всё. Лады. С Жанной – так. Со школы. Оторванная. Отбитая. Я с пацанами хочу. Свадьбу, семью – не. Не вариант. Потому с Жанной. С Жанной – так.

А Маруся. Я вижу. Я вижу всё. По вэка. По инсте. Видно. Написал. Ответила. Малыша, говорит. Внутри всё – так. Малыша. Малыша – это серьёзно. Свадьба – не. Платья. Ведущий. Банкет. А малыша – другое. Я с пацанами хочу.

Жанна – так. Сама липнет. Неймётся. Жанна – так. Хабалистая. Жанна. Она – такая. Я спрашиваю, ты бы хотела от меня типа малыша. Она говорит, ты ёбнулся. Она говорит, какой малыш. Она говорит, мне лет-то. Ладно-ладно. Лады, говорю. Проехали, говорю. Пошутил, говорю.

Караоке – это Жанна. «Угнала». Лепса. Думает, размякну, вспомню. А тут парниша. Пальто у него, конечно. Поёт и поёт. Скучное что-то. Девки какие-то. Нездешние. Приличные все. На измене. В таком-то месте. Ну поёт и поёт. Грузит. Я и так гружённый. И так. Жанна с Лизкой. Ржут. В голосину. Мешают парню. А кто его просил в караоке? Жанна хохочет. Громче, чем он в микрофон. Оглядываются уже. Пацан не выдерживает. Для особо громких гостей, говорит. Песня, говорит. И «Мурку». Типа мы зеки. Я юмор заценил, ага. Хороший юмор. За такой и можно выхватить. «Мурку», ага. Для особо громких, говорит. Я тебе щас спою.

Не до него. Вообще, не до него. Маруся, блядь. Дура, ты Маруся. Вынесла мне тогда весь ум. Кто просил-то. Так что не до него. Хоть «Мурку», хоть «Централ». Повезло, считай. И так гружёный. И так.

А Жанна краснеет. Сидит красная. Вся злая и красная. Взгляд ловит. Не смотрю. Знаю, что. Знаю. Жанна – так. Хабалистая. Я с пацанами хочу. Потому – Жанна. Жанна – так. А Жанна – красная. Ногой под столом сучит. Тыкает. Ну посмотрел. Ну? Смотрит. Типа, оскорбилась. Принцесса. Перед пацанами неудобно. Знает, сука. На что давить. Бабы всегда знают. Малыша типа. Ох, Маруся.

Лады. Подойду. Парниша сам ввязался. Парнише-то стрёмно. Но тоска напрягает. И «Мурку» – это он спутал. Спутал ты, парниша. Я ему тихонько говорю. Повеселей, говорю. Дружище, давай повеселей, говорю. Без тоски твоей, говорю. И так тошно, говорю. Иначе, говорю, ебало расшибу. Смотрит. Не. Я вижу. Такой он. Тёпленький. Смотри-не смотри. Я вижу. Отвёл взгляд. Непростой взгляд. Но – отвёл.

И тут он как затягивает. Как затягивает. Как с языка. Про типа малыша. Про Марусю. Про все. Как я всё для неё. Всё отдал бы. Жанна – так. Марусе – отдал бы. Я ей всё отдал, Марусе, а она со мной так. Зачем она так со мной, когда я ей всё отдал. А он тянет это из меня – я отдал тебе всё, а я понимаю, что я – не отдал. Я не сделал нихуя для Маруси-то. Что всё, что я сделал для Маруси – нихуя. Всё, что я сделал для Маруси – всё хуйня, хуйня из-под ногтей, надо больше, больше для неё сделать, это же Маруся, а он из меня это прям и тянет, а больше я и не умею, я и так всё отдал, а он сука тянет и тянет и юность свою разбитную Марусе отдал неоглядную он тянет и стеклянный уют рюмочек он тянет а она готова от меня типа малыша хотя я и не сделал нихуя хоть и отдал ей всё и всё это так внутри и шевелится тянет понимаешь вот как в детстве мне отец Высоцкого включал и я стоял и у меня мурашки и все зимы и бухачи и как мы любились с Марусей и он тянет и я вот-вот кончусь как отец угорел по пьяни а он тянет не переставая как будто идёшь один в новогоднее утро почти протрезвевший и ветер с реки и в квартире тихо и все спят и зима и пустой перрон и поезд едет и в окнах город из которого навсегда хотя я никогда из города навсегда но он тянул я прям тогда а он пел и пел и я так и застыл так и застыл как будто до сих пор там стою и слушаю…